Господи, он не человек. Человек на такое не способен. Это мстивый и обиженный монстр.
Все это время в потайных уголках моей души пылал маленький огонек надежды, что признание Демьяна окажется фальшью или страшным недопонимаем. Что Глеб — порядочный мужчина, и все обвинения против него — глупая выдумка.
Ну нельзя ж столько лет притворяться и обманывать. Нельзя ради мести создать примерный образ любящего супруга. Нельзя нянчиться с чужими детьми и без сна сидеть возле их кроваток, когда они болеют.
Оказывается, можно. Настолько щепетильно, что даже не подкопаешься.
— И да, Юль, просто, чтобы ты знала, — острым гарпуном врывается в моё сознание голос Глеба, — если ты захочешь уйти к Демьяну, дочек я тебе не отдам. По всем документам они мои, так что можешь забыть о них.
Если бы я могла убивать взглядом — за рулем бы сейчас сидела мумия вместо мужа.
Секундный ступор прошел, и я с ненавистью уставилась на Глеба. Сдерживаясь из последних сил, я переспросила, скорее для проформы:
— Что ты сделаешь? Дочек заберешь?
— Мгу, — коротко бросил он.
Мой уровень ненависти достиг пика и желал поскорее найти выход. Да, я бы сейчас в голой схватке победила бурого медведя, настолько меня разозлила реплика мужа.
— Глеб, скажи честно: ты тайком посещаешь психиатра? — вырвался у меня ехидный вопрос.
— Мне нужно ответить? — усмехается муж.
— Можешь не отвечать, и так все понятно, — я покрутила пальцем возле виска. — Просто позвони своему лечащему врачу и сообщи, что у тебя обострение, в том числе и мания величия.
Вместо ответа Глеб со смешком выдохнул.
— Я никогда, слышишь, никогда не отдам тебе дочек! Ты — им никто, а документы — это временная фикция, пшик!
— Юль, я так понимаю: тебе нужно выговориться? — циничным тоном спросил Глеб, не удостоив меня даже взглядом.
— Не угадал, знаток женской психологии! — я завожусь еще сильнее от его холодного спокойствия. — За столько лет совместной жизни ты должен был понять одно: я за своих детей перегрызу горло! И если ты только попробуешь осуществить свою угрозу…
— Юль, ты…
— Заткнись и дослушай, — оборвала его гневно. — Если ты посмеешь забрать у меня дочек, я без раздумий вырву тебе кадык или куда хуже, твои яйца. Ты меня понял?
— Конечно, женушка, — Глеб зашелся в громком гоготе, — твой сарказм — это нечто. Я буду скучать по нему.
— Тебе смешно? — захлебываясь воздухом от нахлынувших эмоций, я зарядила ему кулаком в плечо, на что муж еще громче рассмеялся. — Тебе, черт побери, смешно?!
— Юль, прекрати, бьешь как девчонка, — продолжал подтачивать меня Глеб. — Или старайся лучше. Щекотно очень.
Он думает, что я шучу? Ух зря ты, Глеб, все это затеял. Видимо, мой здравый смысл выпрыгнул на ходу с машины, оставив меня на попечение древним инстинктам, и я сделала следующее:
— Девчонка? Сейчас я покажу, как я умею бить.
Я оттягиваю ремень, разворачиваясь полностью к Глебу и без заминки награждаю его серией сильных ударов. Я без разбора бью его по спине и плечу, но Глебу все было нипочем. Он задыхался от истерического ржача, отмахиваясь от меня как от назойливой мухи.
— Юль, ты что-то вообще не стараешься...
Опять ухмылка и его противный гогот.
Но внезапно Глеб остановился и, крепко прижимая меня одной рукой к спинке сиденья, истошно заорал:
— Юля, блд держись!
За секунду до столкновения я заметила большую красную машину, которая неслась на нас по встречке. Огромное красное пятно, которое мгновенно проглотило наш автомобиль.
А дальше — пронзительный визг тормозов, мощный толчок и душераздирающий скрежет металла.
По инерции меня кидает вперед, но ремень, больно впиваясь в грудь и живот, сдерживает моё тело на месте. Мой крик утопает в море остальных звуков, когда подушка безопасности выстреливает мне прямо в лицо. Мне нечем дышать, что-то тяжелое давит на все тело.
Перед полной остановкой нас переворачивает пару раз в воздухе, словно в огромной центрифуге.
— Раз, два, три, четыре, пять, — я считаю секунды в уме, пытаясь сохранить толику оставшегося сознания. — Шесть. Да, шесть. Больше мы не двигаемся.
Всего лишь шесть секунд и страшное понимание, что произошло непоправимое.
Мелкие осколки продолжают царапать лицо и руки. Я болезненно морщусь, пытаясь увернуться от острой боли. Но тщетно.
Мне очень холодно. Господи, почему так холодно? Сейчас же лето.
Картинки медленно растворяются перед глазами. В ушах, словно сквозь толщу воды, пробиваются неразличимые звуки. Что это за шепот? Моя голова цепко зажата подушкой безопасности. Я мутным взором ищу мужа и испуганно застываю, глядя на его кровавый затылок.
— Глеб, — сдавленно шепчу.
— Глеб, очнись, пожалуйста, — хриплю, еле шевеля языком и глотая слезы.
— Глеб, ты слышишь?
Но он не двигался. Тоненькие струйки крови сочились сквозь его пшеничные волосы, окрашивая их в флаг моего бессилия.
Нелепые попытки освободиться из цепкого захвата подушки безопасности остаются лишь попытками. Она надежно держит меня в плену, не позволяя ни на сантиметр дотянуться до мужа. Устрашающая тишина пробирает до костей, и я не понимаю, почему никто не спешит на помощь.
— Помоги-т-т-те, — сипло шепчу, не в силах даже чуточку повысить голос. — Кто-нибудь, помогите.
Тишина. Опять эта гребанная тишина и никого больше.
— Господи, спаси нас, — бормочу мольбу, путая окончания. — Пускай нас найдут. Мы нужны дочкам.
Глава 24
Дрожащими руками поправляю непослушный фатин на платье. На свадебном кипенно-белом платье, с мелкими жемчужными капельками, которого у меня никогда не было. Как и самой свадьбы.
Кидаю взор в напольное зеркало и бегло оглядываю себя снизу вверх.
Дорогие украшения, профессиональный макияж, прическа…
Да и место напоминает комнату для сбора невесты. Как в типичной американской мелодраме.
Судя по старым каменным стенам и тяжелому запаху ладана, это церковь… или костел.
Где я вообще? Что я здесь делаю? Где все?
Мои мытарства прерывает стук в дверь. Я испуганно дергаюсь. В дверном проеме появляется голова моей сестры. Она просто светится от счастья.
— Ну что, невеста, готова? А то тебя уже все заждались, — на ходу закончив предложение, она пропала за старой древесиной.
— Стой, Настя, стой, — ору как полубезумная, пытаясь узнать у сестры, что происходит и где мы. Шелестя платьем я вторю ее движениям и выбегаю за дверь. И тут же растерянно замираю.