– Вы, конечно, крепкий мужчина, но в последнее время здорово сдали, пополнели, вон у вас даже брюшко завелось, и реакция уже не та. Если верить вашему водительскому удостоверению, вам уже пятьдесят четыре года, а время, увы, не стоит на месте. Зачем вы продолжаете заниматься частным сыском?
– Это единственное, что мне осталось делать, – сказал Редлоу и тотчас сам удивился своему ответу. Он хотел сказать: это единственное, что я умею делать.
– Да, сэр, понятно, – сказал юнец, все еще маяча над ним в темноте. – Вы дважды разведены, детей нет, и в вашем доме давно не было женщины. Очень давно. Простите меня, сэр, но я тут немного порыскал по вашей квартире, пока вы были без сознания, хотя знаю, что не должен был этого делать. Еще раз прошу простить мне эту вольность. Но просто мне было интересно, что вы получаете за свою работу, хотелось выяснить, на что вы живете, к чему стремитесь.
Редлоу ничего на это не ответил, так как не понимал, к чему тот клонит. Он боялся брякнуть что-нибудь не то, от чего юнец, взбесившись, может наделать много неприятностей. Этот тип был явно помешанным. Никогда не знаешь, от чего он может взбелениться. В течение нескольких месяцев он сам пытался постичь психологию этого сучонка, теперь же, по непонятным пока, видимо, даже ему самому причинам, тот пытается постичь его. Ну и пусть себе чешет языком, авось, у него полегчает на душе, когда выговорится.
– Может быть, основная причина – деньги, мистер Редлоу?
– Ты имеешь в виду, хорошо ли я зарабатываю? – Именно это, сэр.
– Жить можно.
– Машина у вас, положим, так себе, и одеты вы, прямо скажем, средненько.
– Мне незачем красоваться, – ответил Редлоу.
– Не в обиду вам будет сказано, квартирка у вас тоже бедновата.
– Может быть. Но зато она не заложена. И все, что здесь есть, – мое.
Юнец придвинулся уже совсем близко к стулу, медленно наклоняясь с каждым новым вопросом все ниже и ниже к Редлоу, словно в абсолютной темноте отчетливо различал его лицо и видел, как оно менялось, подергивалось и бледнело и тем самым давало ему возможность определить состояние детектива. Озвереть можно! Даже в темноте Редлоу ощущал это его медленное приближение к себе: все ближе, ближе, ближе.
– Не заложена, – задумчиво повторил юнец. – И ради этого вы и живете, в этом смысл вашей жизни? Чтобы в конце гордо заявить, что вы полностью выплатили всю ссуду за это дерьмо?
Редлоу хотел было послать его куда подальше, но вдруг сообразил, что взял с ним неверный тон.
– И ради этого стоит жить? Неужели только ради этого? Неужели из-за этого вы не захотите умереть, станете цепляться за любую соломинку, лишь бы остаться в живых? Неужели ради этого вы, жизнелюбы, держитесь за свою жалкую, грошовую жизнь – чтобы накопить кое-какое барахло и посчитать, что вы достигли всех жизненных благ, и только после этого можете спокойно умереть? Простите меня, сэр, я этого не понимаю. Не понимаю, и все.
Сердце детектива готово было выскочить из груди. Он совершенно запустил его в последнее время: слишком много гамбургеров, слишком много сигарет, слишком много пива и виски. Что этот змееныш хочет ему доказать? Он что, хочет заставить его согласиться умереть? Или просто пытается нагнать на него страху?
– Думаю, у вас бывают такие клиенты, которые не хотели бы, чтобы кому-либо, кроме них, было известно, что они вас наняли. Ведь бывают или я не прав? Они платят только наличными. Я верно говорю или я обратился не по адресу?
Редлоу откашлялся и попытался выглядеть испуганным.
– Да, бывают, конечно. Иногда.
– А желание скопить побольше наличных денег не позволяет вам пойти и положить их на счет в банке и тем самым укрыть от налогов некоторую часть своих доходов, да?
Юнец теперь склонился так близко к Редлоу, что тот почувствовал на себе его дыхание. Почему-то мысленно он представлял себе, что оно будет мерзким и дурно пахнущим. Но оно пахло шоколадом и леденцами, словно в кромешной мгле тот незаметно засовывал себе в рот конфету за конфетой.
– И скорее всего где-нибудь у себя дома вы их держите в надежном месте. Я верно говорю, сэр?
Теплая волна надежды погасила бурные всплески холодной дрожи, с головы до ног окатывавшие Редлоу в последние несколько минут. Если дело упиралось в деньги, все будет в порядке, с этим он сможет справиться. Во всяком случае, все обретало хоть какой-то смысл. Теперь, когда стали проясняться истинные мотивы поведения юнца, в конце тоннеля для Редлоу забрезжил свет и он увидел способ, как выкарабкаться из своей беды живым.
– Верно, сынок, – сказал детектив. – Деньги есть. Бери их. Бери их и мотай отсюда. Иди на кухню, там увидишь мусорное ведро с полиэтиленовым вкладышем. Подними вкладыш, на дне увидишь пакет из оберточной бумаги, в нем деньги.
Правой щеки детектива коснулось что-то холодное и твердое, и он в ужасе отпрянул.
– Плоскогубцы, – сказал юнец, и Редлоу почувствовал, как их стальные челюсти захватили его кожу и стиснули ее.
– Ты что, рехнулся?
Юнец резко крутанул плоскогубцами. Редлоу взвыл от боли.
– Не надо, не надо, убери их, сука, ну не надо же, пожалуйста, не надо!
Юнец ослабил зажим. Затем и вовсе убрал плоскогубцы и сказал:
– Простите меня, сэр, хотел бы, чтобы вам было ясно, что, если в ведре не окажется никаких денег, это очень расстроит меня. И я пойму, что если вы солгали о деньгах сейчас, то, видимо, и до этого говорили неправду.
– Они там, – быстро сказал Редлоу.
– Ложь еще никогда никому не помогала. Хорошие люди всегда говорят правду. Ведь именно этому вас учили в школе, не так ли, сэр?
– Иди, смотри, они там, – с отчаянием, еще не совсем оправившись от новой боли, проговорил Редлоу.
Юнец тенью скользнул из гостиной в столовую. Вот его мягкие шаги уже зашуршали по выложенному плиткой полу кухни. Раздался грохот, треск и шуршание выбрасываемого из ведра мусора.
До последней нитки взмокший от пота, Редлоу стал буквально источать из себя влагу, когда услышал быстрые шаги возвращающегося в кромешной тьме дома юнца. Вот он снова появился в гостиной, и его темный силуэт мелькнул в бледно-сером четырехугольнике окна.
– Как ты можешь видеть в темноте? – спросил детектив, чувствуя, что находится на грани истерики и что вот-вот она вырвется наружу и он будет не в силах справиться с ней. Он и впрямь начинает стареть. – У тебя что, очки ночного видения или какой-нибудь особый армейский прибор? Где это ты им разжился?
Оставив его вопрос без внимания, юнец сказал:
– Много мне не надо, только на еду и на смену одежды. А деньги достаются не всегда, только когда делаю очередное приобретение для своей коллекции и беру то, что у него в тот момент оказывается в кошельке. Иногда всего лишь несколько долларов. А эта сумма мне сейчас куда как кстати. Даже очень кстати. С ее помощью я смогу продержаться до того дня, пока не отправлюсь туда, где мой истинный дом. Вы знаете, где мой истинный дом, мистер Редлоу?
