Несравнимо ближе к нам австралопитеки и «ранние Homo». После вымирания конца плиоцена часть из них таки приспособилась к усиливающейся аридизации и дала новое разнообразие.
Последними образцовыми грацильными австралопитеками оказались гари Australopithecus garhi, жившие в Эфиопии 2,5 млн л. н. Главное, в одних слоях с ними найдены кости антилоп с надрезками, сделанными каменными орудиями труда. Стало быть, эти австралопитеки дошли до изготовления орудий, охоты и мясоедства, причём в то же самое время, когда всем тем же стали заниматься и наши прямые предки – «ранние Homo». Только вот наши пращуры развили эти способности и стали совсем настоящими людьми, а австралопитеки что-то не пошли дальше по пути прогресса. Непонятно, что им помешало. Судя по резко выступающим челюстям с большими зубами и гребням на черепе для крепления жевательной мускулатуры, гари могли имели какие-то специализации в питании и, возможно, не так уж нуждались в использовании орудий труда. А раз они не зависели от орудий, то и не развивали их. Тут-то наши предки их и обогнали.
Как уже говорилось, в самом конце плиоцена в Восточной Африке на основе подобных грацильных австралопитеков возникли массивные австралопитеки, или парантропы, а к началу плейстоцена они стали образцовыми Paranthropus boisei. В Южной Африке то ли из того же корня, то ли, вероятнее, независимо из южноафриканских грацильных австралопитеков появились Paranthropus robustus. Те и другие развили мощнейший жевательный аппарат – тяжеленные челюсти, огромадные жевательные зубы, высоченные сагиттальные гребни на макушке для крепления сильнейших жевательных мышц. Всё это, очевидно, было предназначено для постоянного жевания великого количества малопитательной растительной пищи типа осоки и корневищ. Собственно, сама такая специализация была вызвана острой конкуренцией гоминид со свиньями и гигантскими геладами. Как уже говорилось, парантропы решили эту проблему переходом на самые невостребованные и притом обильные корма. Поначалу такая специализация была суперуспешной: местонахождений с останками парантропов и самих этих останков намного больше, чем синхронных человеческих. Парантропы даже немножко использовали орудия труда, например костяные обломки для расковыривания термитников – белок нужен даже веганам. Другое дело, что им это было не так уж принципиально, от применения орудий они не зависели, а жизнь вегетарианца не предполагает какого-то особого напряжения интеллекта. Однако саваннизация продолжалась, возникала сезонность климата. Будучи медленными стопоходящими существами, парантропы не могли мигрировать быстро и далеко за свежей пищей и лучшей долей. Одновременно те же местообитания освоили бычьи, в том числе буйволы, а эти звери имеют плохой нрав и большие рога, да к тому же несравнимо быстрее плодятся. Плюс ещё параллельно «ранние Homo» становились всё универсальнее и, прямо противоположно специализированным массивным австралопитекам, постоянно расширяли свою экологическую нишу, но имели орудия, были злее и притом социальнее и организованнее, так что вполне успешно могли вытеснять парантропов. И восточно-, и южноафриканские парантропы пережили даже время «людей работающих» и дожили до миллиона лет назад, но к этому моменту люди стали уже питекантропами. Последний миллион лет своего бытия парантропы существовали в почти неизменном виде, тогда как люди бурно эволюционировали. В итоге наши предки смогли приспособиться к новым условиям, а парантропы не сдюжили и вымерли. Правда, по пути, особенно поначалу, линии массивных австралопитеков и людей периодически смешивались; по крайней мере, часть черепов и челюстей несут признаки тех и других и, скорее всего, принадлежали гибридам, ведь для приматов межвидовое скрещивание – скорее норма, чем исключение. Так что, возможно, в нас ещё сохранились какие-то обрывки генов парантропов. В чистом же виде эти двуногие сенокосилки вымерли.
2 млн л. н. в Южной Африке на основе местных грацильных австралопитеков возникли странные австралопитеки седибы Australopithecus sediba. Формально их можно считать последними грацильными австралопитеками, но морфологически они примерно равно достойны называться Homo sediba. Лишь один, но очень важный признак перевешивает: у седиб мозг далеко не достигал «мозгового рубикона»; единственный известный череп имеет объём мозговой полости 420 см 3. В остальном же седибы демонстрируют дикую мозаику черт: архаичная австралопитековая мозговая коробка сочетается с высокими, но короткими челюстями с очень маленькими зубами, узкая сверху и широкая снизу австралопитековая грудная клетка – с широким низким тазом, длинные – до колен – руки – с полностью прямоходящими ногами, полное отсутствие трудового комплекса кисти и очень сильно изогнутые пальцы – с современными пропорциями длин пальцев той же кисти с особенно крупным первым пальцем. Все эти специализации с наибольшей вероятностью указывают на то, что седибы не были предками людей. Похоже, в Южной Африке эволюция пошла своим особым чередом.
Более того, она там не прекратилась и ко времени 236–335 тыс. л. н. довела дело до нового, ещё более странного вида – Homo naledi. В целом, у наледи набор признаков примерно тот же: маленькие примитивные мозги в сочетании с ещё более маленькими зубами, ещё более изогнутые пальцы с ещё более продвинутыми пропорциями, архаичная грудная клетка с полностью современной ногой. Необычно в наледи два момента. Во-первых, место обнаружения костей: очень глубокая пещера Райзинг Стар с крайне трудным доступом с двумя последовательными шкуродёрами, в которые протиснется далеко не каждый зверь. Собственно, фауны и осадконакопления в пещере почти и нет, зато костей людей – тысячи! Как они туда попали – совершенно непонятно. Версия, что это место погребения, выглядит крайне сомнительно, учитывая размеры мозга в 460–610 см 3. Во-вторых, датировка: три сотни тысяч лет назад в Южной Африке уже жили люди, мало отличающиеся от нас, разве что более мордастые. Как на одной территории уживались кривопалые микроцефалы и вполне продвинутые охотники – неизвестно. Возможно, они и не ужились, потому-то вид наледи и известен лишь из одной пещерной системы.
* * *
В Европе на основе первопроходцев-эректусов быстро сложился свой особый вид – Homo heidelbergensis. Как обычно бывает с промежуточными формами, и систематический статус, и временные рамки, и географический ареал гейдельбергенсисов довольно размыты. Одни исследователи вообще не склонны выделять этих людей в самостоятельную форму, включая ранних представителей в эректусов, а поздних – в неандертальцев; другие обрисовывают довольно чёткие пределы, например, от 800 или 700 до 200 или 130 тыс. л. н. Одни ограничивают вид только Европой, другие согласны на добавление в ареал Ближнего Востока, третьи замахиваются и на Африку с Азией. Так или иначе, в указанном интервале времени постепенно усиливалась специализация, а с наступлением череды ледниковых периодов европейские гейдельбергенсисы и вовсе стали неандертальцами Homo neanderthalensis. Показательно, что в более древние времена, до обретения гиперарктических приспособлений, гейдельбергенсисы по ряду признаков были больше похожи на нас, сапиенсов, чем их потомки неандертальцы. Это можно сказать и иначе: мы, сапиенсы, дольше проживая в более-менее стабильных тропиках, сохранили массу архаичных черт, тогда как ископаемые европейцы, вынужденные приспосабливаться к постоянно-ухудшающемуся климату, бурно прогрессировали. Можно, конечно, выразить мысль и с другой, более приятной нам стороны: мы сохранили чуть большую генерализованность, а через то – потенциал к дальнейшему усовершенствованию, тогда как неандертальцы специализировались, а потому оказались в эволюционном тупике. Формулировка много значит!
