Южнее, на Мальте и маленьком прилегающем островке Гозо в среднем плейстоцене гигантские сони Leithia melitensis и карликовые слоны Palaeoloxodon falconeri в целом были такие же, как на Сицилии. Кроме них, тут жили большие сони Maltamys wiedincitensis и выдры Lutra euxena. К концу среднего плейстоцена к ним добавились Palaeoloxodon mnaidriensis и махонькие бегемотики Hippopotamus melitensis – те и другие меньше сицилийских, а также огромные лебеди Cygnus falconeri и гигантские черепахи Geochelone robusta. В позднем плейстоцене почти все эти чудесные существа исчезают и заменяются на коротконогих оленей, имевших, как часто бывает на островах, чрезвычайную изменчивость размеров; из эндемиков некоторое время выживали только сони.
На Крите в плейстоцене сменилось две последовательные фауны. Первая содержала критских мамонтов Mammuthus creticus (или Elephas creticus) высотой 1–1,5 м, бегемотиков Hippopotamus creutzburgi (они же H. minor) высотой 76 см и последовательные виды крыс Kritimys kiridus и K. catreus, самые древние и мелкие из которых уже были больше современных крыс-пасюков. Критские бегемоты замечательны тем, что часть их костей найдена на высоте 1100 м над уровнем моря – высоковато для стандартных гиппопотамов; судя по строению ног, и походка у них была несравненно более лёгкой и грациозной.
Вторая фауна Крита знаменита оленями Candiacervus, представленными целым рядом форм, которые иногда разделяются на три-четыре рода, иногда на виды C. cretensis, C. ropalophorus, C. rethymnensis, C. dorothensis, C. major и другие, а иногда считаются спектром изменчивости, возникшим в результате дестабилизирующего отбора. Самые мелкие кандиацервусы были коротконогими вытянутыми колбасками, совсем крошечными – менее полуметра высотой, а наибольшие были чрезвычайно тонконогими, стройными и превосходили большерогого оленя и современного лося (правда, самые длинные кости, вероятно, принадлежали индивиду с гормональными нарушениями, приведшими к гигантизму). Проблема систематики критских оленей в том, что между крайними формами есть плавная непрерывная изменчивость в размерах. Вероятно, несколько вариантов возникли как приспособления к разным экологическим зонам острова – скальным обрывам и лесам; у мелких коротконогих форм зубы приспособлены к питанию травой, а у гигантских длинноногих – листьями и ветками. Различались и рога критских оленей: у некоторых они выглядели почти как у лосей, но у большинства – как длинная тонкая булава или копьё с единственным крошечным ответвлением у самого корешка; впрочем, и по рогам есть плавные ряды изменчивости. Выдвинута гипотеза, что булавообразная форма рогов появилась для защиты от птиц, ведь главными хищниками Крита были гигантские беркуты Aquila chrysaetos simurgh и длинноногие нелетающие или плохолетающие совы Athene cretensis высотой 80 см, то есть в полтора раза выше оленей! Когда подобная стерва набрасывалась на жертву, единственным шансом бедного оленя было сбить вражину со спины рогами-палками. Удивительно, но кандиацервусы – ближайшие родственники большерогого оленя – огромного и с богатоветвистыми рогами.
Candiacervus
В той же второй критской фауне имелись некрупные – на треть меньше материковых – слоники Palaeoloxodon chaniensis и P. creutzburgi (или Elephas creutzburgi), потомки P. antiquus. Обращает на себя внимание, что поздние критские слоны были несравненно крупнее ранних совсем крошечных. Возможно, хоботные проигрывали экологическую гонку оленям, поскольку медленнее размножались, а потому во второй заход не могли уменьшиться так же, как в первой фауне.
Кроме оленей и слонов, вторая фауна замечательна двумя последовательными видами гигантских мышей Mus bateae и M. minotaurus, выдрами Lutrogale cretensis и землеройками Crocidura zimmermanni.
Самые молодые останки второй критской фауны имеют возраст 18 тыс. л. н. Вероятно, и тут история оборвалась с появлением людей. Из всего богатства сохранились лишь землеройки.
На Кипре главным видом позднеплейстоценовой фауны был карликовый бегемот Phanourios minor. Этот зверёк был меньше современного карликового бегемота Choeropsis liberiensis, то есть в принципе самым мелким бегемошкой их всех известных. Жизнь на каменисто-гористом острове преобразила его ножки в приспособленные для лазания по скалам – фалангоходящие, в отличие от пальцеходящих обычных бегемотов. Зубы кипрских бегемотиков были гораздо более листоядными по сравнению с травоядными у нормальных гиппопотамов. Судя по всему, бегемоты Кипра уверенно занимали экологическую нишу оленей, хотя и не могли быстро бегать; впрочем, им это было и не надо, ведь спасаться им было не от кого. Останки бегемотов на Кипре составляют 98 % всех останков позвоночных! Несравнимо реже были кипрские слоники Elephas cypriotes – 1,4 м высотой. Отдельные кости принадлежат и полноразмерным слонам, но непонятно, то ли это были более древние, ещё не уменьшившиеся предки, то ли изредка до острова добирались одиночные гиганты с материка. Единственным плотоядным Кипра была генетта Genetta plesictoides – с более хищными зубами и более крупная, чем современная G. genetta. Впрочем, генетты гоняли редкостных мышей и не представляли опасности для бегемотов и слонов, да притом, возможно, жили в более поздние времена. До современности от тогдашней фауны дожили лишь летучие собаки Rousettus aegyptiacus. Этот странный бегемотовый рай существовал в самом конце плейстоцена и начале голоцена, по крайней мере датировки по разным местонахождениям дают разброс от 22 до 3,7 тыс. л. н. (одна дата и вовсе – 767,4 года назад, но она, видимо, ошибочная). Правда, последняя, вероятно, ошибочна, так как на неолитических стоянках Кипра уже нет бегемотов. Насколько люди ответственны за исчезновение гиппопотамьего Эдема – вопрос. С одной стороны, приплывавшие на остров люди никак не могли пройти мимо толстеньких бегемотиков, так и просившихся на шашлык. С другой на костях бегемотов нет следов орудий; в случаях, когда кости обожжены, они вроде бы подверглись действию огня уже сильно после того, как стали голыми костями, а достоверные орудия больше подходят для выскребания моллюсков, а не для разделки мяса. Думается, все эти сомнения вполне разрешимы, если учесть, что бегемотов было много; люди запросто могли не скоблить кости, а отрезать только самые лакомые кусочки. Бегемоты же размножаются медленно, а остров не так уж велик, так что даже кратковременных посещений охотников, приплывавших с материка, хватило, чтобы звери кончились.
Карликовые слоны обитали на множестве греческих островов – Тилосе, Родосе, Наксосе и Делосе, а возможно, также на Милосе, Серифосе и Китносе. По крайней мере часть этих островов соединялась, так что зверькам хватало места. Лучше всего изучены двухметровые слоны Elephas tiliensis с Тилоса, поскольку от них сохранились тысячи костей. В отличие от обычных, греческие хоботные были стройняшками, их ноги имели повышенную подвижность. На Тилосе слоны жили позже местных оленей, от 45 до 3,5 тыс. л. н., а стало быть, вплоть до бронзового века.
