Кроме летающих злыдней не могли не завестись и наземные. Но тут выбор был настолько мал, что пришлось делать монстров из ежей: из нескольких видов Deinogalerix особый страх наводил гигантский D. koenigswaldi с черепом длиной больше 20 см – как у маленького волка! Правда, голова была непропорционально велика – всего в полтора раза короче туловища, так что длина тела с головой должна была достигать примерно 60 см без учёта хвоста, но и это – с маленькую лисичку, огромная величина для насекомоядного. Передние резцы огромными крюками загибались вниз, выполняя роль клыков, клыки же превратились в аналог режущих премоляров; ноги были весьма длинны и стройны по ежиным меркам, так что дейногалерикс мог быть довольно быстрым зверем. Мелкие виды дейногалериксов наверняка ловили всякую членистоногую мелочь, червей и улиток, но самые огромные запросто могли придушить даже оленёнка, не говоря о мышах и сонях.
Как вы там, потомки?
Крупнейшим современным насекомоядным является гимнура Echinosorex gymnura – безиглый всеядный ёж, похожий на опоссума и обитающий на Малакке, Суматре и Калимантане. Без учёта хвоста гимнура дотягивает до 40 см и может весить больше килограмма.
Конечно, не все животные на Гаргано были столь уж специфичны. Например, тут найдены кости стрижа Apus wetmorei и одного из древнейших голубей – Columba omnisanctorum, не особо отличающегося от материкового C. pisana.
С другой стороны Италии примерно в то же время располагался другой остров или архипелаг со своей фауной маремма (названной по области Маремма), остатки которой теперь обнаруживаются на западе полуострова и на Сардинии. Выдвинуто, правда, предположение, что это был не остров, а просто в некоторый момент на части материка возобладали какие-то загадочные специфические условия, но это маловероятно.
Фауна маремма сложилась из мигрантов из Европы и Африки, что логично географически. Благодаря множеству местонахождений, а в особенности Баццинелло, удалось восстановить изменение фауны маремма буквально по сотням тысяч лет. В первый этап – 8,7–8,3 млн л. н. – наряду с материковой мышью Hurzelerimys vireti уже абсолютно преобладали эндемичные виды. Во второй – 8,3–8,1 млн л. н. – добавились африканские антилопы и жирафы, которые очень быстро приобрели специфику. В третий – 7,1–6,7 млн л. н. – из Европы прибыли свиньи, но опять стремительно обособились. В четвёртый – 6,7–6,0 млн л. н. – фауна заместилась целиком, все эндемики исчезли, а вместо них появляются общеевропейские виды. В пятый – 6,0–5,5 млн л. н. – фауна продолжила потихоньку эволюционировать, но уже без какого-либо эксклюзива.
Три первых этапа представляют, собственно, мареммскую фауну; возможно, внутри неё были ещё и географические варианты – на Сардинии и Тоскане. Её основа – грызуны, пищухи и копытные. Гигантские сони маремма были самыми большими за всю историю сонь; к сожалению, сохранился лишь один моляр, по которому невозможно описать род и вид. Часть копытных сократилась в размерах, как часто бывает на островах с крупными животными. Антилопы-прыгуны и были-то небольшими, а тут Tyrrhenotragus gracillimus стали ещё меньше, антилопа Turritragus casteanensis оказалась размером с газель и паслась рядом с настоящими газелями Etruria viallii. Антилопы Maremmia haupti и M. lorenzi, уменьшенный аналог конгони или топи, обрели резцы с непрерывным ростом, как у грызунов, что крайне редко бывает у копытных; исключениями являются лишь нестандартные вымершие козлы с Балеарских островов Myotragus и современные викуньи Vicugna vicugna. Мареммский жираф Umbrotherium azzarolii стал в полтора-два раза ниже синхронных материковых родственников. Лишь свиньи Eumaiochoerus etruscus не поддались моде или просто не успели, хотя на уровень особого вида всё же вышли.
Myotragus
Как и в гарганской фауне, в мареммской почти не было крупных хищников. Местный крокодил Crocodylus bambolii, равно как и эндемичные выдры Tyrrhenolutra helbingi, Paludolutra maremmana и P. campanii, плавали в реках и озёрах и были параллельны копытным. Правда, несколько сухопутных хищных всё же имелось: куница Mustela majori и медведь Indarctos pundjabiensis anthracitis (он же Hyaenarctos anthracitis), но зубы последнего были совсем не острые, так что его самого можно записывать в растительноядных.
Венцом мареммской фауны был Oreopithecus bambolii – человекообразный примат с массой специфических свойств. В отсутствие хищников и минимальной конкуренции ореопитек спустился с деревьев и научился ходить на двух ногах, а ловкими пальцами на длинных руках щипал листья с веток и выковыривал из сырой почвы клубни и водные растения; последнее установлено, в числе прочего, изотопными анализами костей. Все части тела ореопитека странным образом преобразились. Особенно чудной была стопа, имевшая вид треножника: пятка была направлена назад, большой палец на ней оказался чрезвычайно оттопырен внутрь, а остальные пальцы – наружу. Судя по короткой морде и небольшим клыкам, ореопитеки были достаточно миролюбивыми обезьянами. Несмотря на небольшие размеры, ореопитеки имели мозг 276 см 3 – вдвое больше, чем у самого крупного гиббона. Это достаточно странно, ведь обычно на островах интеллект животных уменьшается в силу ненадобности. Ореопитеки жили по краю болот, что крайне нетипично для обезьян, предпочитающих избегать таких мест. Выше болот рос сухой горный лес, а дальше расстилались степи, в которых паслись антилопы и травоядные мыши.
Мареммская фауна просуществовала в своём благостном равновесии примерно полтора миллиона лет, но никакая идиллия не бывает вечной. Уровень Средиземного моря упал, мосты суши соединили остров с континентом, и 6,7 млн л. н. пришли звери, закалённые суровым материковым естественным отбором. На месте мелких островных антилоп и жирафов появились олени Paracervulus australis, Procapreolus loczyi и Tuscomeryx huerzeleri, свиньи Propotamochoerus paleochoerus, носороги Dicerorhinus megarhinus и Stephanorhinus, тапиры Tapirus arvernensis, лошади Hippotherium malpassii, а ореопитеки были моментально вытеснены колобусами Mesopithecus. Самое же главное – хищники: саблезубые Machairodus не оставили никаких шансов расслабленным островитянам. Ещё чуток позже добавились дикобразы Hystrix primigenia, некрупные антилопы Samotragus occidentalis и антилопобразные быки Parabos, свиньи Propotamochoerus provincialis, лошади Hippotherium malpassii, гиены Plioviverrops faventinus и волки Eucyon monticinensis, а все эндемики выветрились окончательно. Наверное, ореопитекам должно было быть обидно, ведь лесов стало даже чуть больше, так что для обезьян условия временно улучшились. Кстати, эти экологические изменения показывают, что причиной вымирания местной фауны были именно вторженцы – конкуренты и хищники.
* * *
