Настоящие рога – и ещё какие! – украшали головы мозоленогих из североамериканского семейства Protoceratidae. У Paratoceras пара маленьких рожков была на носу, пара больших плоско-треугольных завёрнута над глазами и два плоских расходились галочкой над затылком, глазницы паратоцераса смотрели почти строго вперёд. У Synthetoceras tricornatus изогнутые и слегка бугристые рога расходились по бокам головы в стороны и назад, а над вытянутым носом нависала длинная двойная вилка-рогатка. Самцы ко всему были ещё и саблезубые. Сложением протоцератиды напоминали длинношеих антилоп, хотя никогда не достигли стройности лам. Зато это сделали настоящие верблюды типа Aepycamelus (они же Alticamelus), пропорциями превзошедшие даже жирафов: с невероятно вытянутыми ногами и шеями, возносящими ламью голову на трёхметровую высоту. Очевидно, такое сложение идеально подходило для объедания листвы деревьев с высокими кронами. Прямыми предками лам стали североамериканские Hemiauchenia, в последующем проникшие и в Южную Америку. Более привычными нашему голоценовому взгляду были верблюды Paracamelus, дошедшие из Северной Америки через всю Евразию до Европы и Африки.
Весьма похожими на мозоленогих протоцерасов были североамериканско-евразийские Palaeomerycidae, долго считавшиеся оленями, но оказавшиеся роднёй жирафов. Тут что ни зверь, то красавец: на головах Cranioceras, Procranioceras skinneri и Pediomeryx торчали два длинных прямых рога над глазами и один столь же огромный на затылке; головы Dromomeryx borealis были увенчаны парой двухлопастных рогов с длинным задним и коротким широким передним отростками; у Ampelomeryx ginsburgi надглазничные рога торчали горизонтально в стороны, элегантно загибаясь вверх на концах, а затылок превратился в длинную раздвоенную пластину, закрывающую верх шеи; у Xenokeryx amidalae надглазничные рога были вертикальными, а затылочный отросток Т-образным. Многие из них были к тому же ещё и саблезубыми.
Неожиданностью стало обнаружение палеомерицида Surameryx acrensis в позднемиоценовых отложениях Амазонии – в Боливии и Бразилии. Это одно из уже достаточно многих свидетельств миоценового обмена южноамериканской и североамериканской фаун. Основные миграции между материками осуществлялись намного позже, между тремя и двумя миллионами лет назад.
Маленькая тонкость
Между Северной и Южной Америкой лежал широкий пролив, но он постоянно сокращался, а в некоторые моменты из его глубин поднималась цепочка островов. Сплошного моста не было, но некоторым животным периодически удавалось преодолеть водные преграды, причём движение происходило в обе стороны. Уже в конце миоцена, около 9–9,5 млн л. н., от Калифорнии до Флориды бродили южноамериканские наземные ленивцы Thinobadistes segnis и T. wetzeli, Pliometanastes galushai и P. protistus, такие же, как в Коста-Рике. На другую сторону переправились: слон-гомфотерий Amahuacatherium peruvium, пекари Waldochoerus bassleri (чья нижняя челюсть, между прочим, очень похожа на человеческую) и Sylvochoerus woodburnei, какие-то верблюды и тапиры. Еноты Cyonasua оказались на юге около 7,5 млн л. н. и дали тут множество видов; эти клыкастые собакоподобные звери весили 15–25 кг и стали, вероятно, одними из главных хищников материка до прибытия кошек и собак.
Ilingoceros alexandrae
Другие североамериканские родственники жирафов – вилороги Antilocapridae – сделали ставку не на рост, а на скорость, став антилопоподобными покорителями прерий. Но и красотой они не были обделены: крупные – больше современного вилорога – Ilingoceros alexandrae и I. schizoceras обладали уникальными рогами – в виде прямых двуспиральнозавитых штырей с раздвоенным кончиком, а мелкие – всего 10–20 кг – Ramoceros с их ветвистыми рогами внешне были неотличимы от оленей.
Как вы там, потомки?
Современные вилороги Antilocapra americana выглядят довольно неказисто, как достаточно коренастые антилопы, однако это не мешает им быть самыми быстрыми копытными и на коротких дистанциях разгоняться до 88,5 км/ч. Наш родной сайгак Saiga tatarica приближается к вилорогу по прыткости – до 80 км/ч, хотя и по его сутулой фигуре не скажешь, что это стремительнейшее копытное Старого Света. Очевидно, для скорости нужны вовсе не длинноногость и грация; в обратную сторону, по стройности нельзя судить о скорости.
В Африке, Европе и Южной Азии родственники жирафов Climacoceratidae были не совсем жирафоподобны: у Prolibytherium fusum и P. magnieri самцы несли на головах рога в виде широких пластин, растопыренных в стороны, а у самок – в виде тонких штырей назад и вперёд; Climacoceras africanus и C. gentryi максимально похожи на мелких оленей и сложением, и длинными тонкими мелковетвистыми изогнутыми рогами. Canthumeryx sirtensis из Ливии, Кении и Саудовской Аравии, иногда считающийся жирафом, иногда же выделяемый в своё семейство Canthumerycidae, с его короткими прямыми рожками, торчащими в стороны, больше всего был похож на косулю.
Маленькая тонкость
Появление огромного количества страннорогих копытных – одновременно и независимо в разных линиях – не может быть случайностью. Показательно, что часто возникали ветвисто-растопыренные или именно затылочные рога: видимо, защита шеи и задней части головы стала чрезвычайно актуальной. Эти же копытные становятся гораздо более тонконогими и скоростными. Конечно, в значительной степени рога были созданы половым отбором, что очевидно из значительного полового диморфизма, но, думается, такие преобразования стали и ответом на появление новых хищников – более быстрых и ловких, догоняющих и кусающих за шею.
Настоящие жирафы Giraffidae появились в раннем миоцене. Первым общим предком всех жирафов, возможно, был намибийский Propalaeoryx stromeri, а в дальнейшем подобные животные быстро расселились по Африке, Европе и Азии: похожие на трёхметровых окапи Palaeotragus, универсальные в своём расселении; китайские четырёхрогие Shansitherium; огромные испанские Decennatherium rex с крайне длинной, низкой и узкой головой, легкомысленно раскинутыми назад и в стороны длинными тонкими рожками и сложением как у конгони или топи, а также многие другие. Среднемиоценовые некрупные четырёхрогие Giraffokeryx punjabiensis и G. anatoliensis из Пакистана и Турции представляют, видимо, прямых предков окапи и жирафов; эта линия продолжается позднемиоценовыми евро-африканскими Bohlinia adoumi и B. attica совсем уже современного жирафьего облика – длинношеими и длинноногими, а к концу эпохи появляются уже вполне современные жирафы Giraffa.
Жирафы, как и все копытные, вышли из леса, где они объедали листья с деревьев. В отличие от многих других, выбравшись из зарослей, жирафы не стали ускоряться, а начали расти в высоту, ведь и в саванне есть деревья, пусть с ветками только на большой высоте, мелколистные и колючие. Но не беда – длинный язык позволяет очень аккуратно захватывать листочки даже с суперзащищённых веток. От врагов большой размер тоже неплохо спасает, ведь хищники предпочитают душить или прокусывать шею или голову, а на трёхметровую высоту не вдруг запрыгнешь, хватать же жирафа за ноги – себе дороже, он же лягается.
