- Норочка, ты защищаешь его потому, что он защитил тебя?
- Нет, мамочка. Он не такой…Он… У него глаза добрые! Он улыбается так весело. Он совсем не хулиган. То есть….я не знаю. Он хороший, верь мне. – Девочка бросилась обнимать маму.
- Детка, он тебя не обидел? – Анна присела рядом и решила задать свой вопрос. – Он не брал у тебя ничего? Денежки или вещи?
- Аня! – Юрий Асторович укоризненно покачал головой. – Прекрати. Что ты, в самом деле?
- Доченька, я тебе верю. Не плачь, родная. Пойдем и поболтаем у тебя в комнате. – Ида унесла ребенка.
Анна и Юра помолчали, а потом решили, что для всех будет лучше, если Нору отвезти на все лето на дачу.
Глава 4
- Игорь спой еще, а? Пожалуйста.
Симпатичная Наташа Корзун сияла улыбкой. Ребята из интерната оккупировали скамью, весело болтали, смеялись. Поздний майский вечер радовал теплом и запахами свежей листвы. В сквере зажглись фонари, замерцали сквозь ажурную листву, придав романтики и загадочности всем и вся.
- Достал орать, Мелехов. – Толя Шенкер с некоторой завистью смотрел на гитару. – Вечно одно и то же.
- Сам пой, Шенкер. – Игорь поднялся со скамьи. – А, точно. Ты же не умеешь.
- Довыпендриваешься, Мелех. Забыл, кто тебе лицо раскрасил недавно? – Толя тоже подскочил.
- Ага, помню. А еще помню, гнида, что ребро тебе сломал. Повторить?
Неизвестно чем бы все закончилось, если бы не громкий детский вскрик с соседней аллеи и в нём Игорёк моментально опознал голос Норы Штейнер. Он сам не понял как, но был уверен, что пищит малявка.
Рванул на голос прямо с гитарой. Сиганул через кусты, продрался сквозь заросли и выскочил на асфальтовую дорожку. И увидел страшное…. То самое, о чем помнил с детства…
Нора и ее отец стояли под фонарем, напротив них здоровый мужик с ножом в руках.
- Штейнер, тварь! Гнидоса ушлая! Ты сына моего…..на пять лет. За что, сука?! Убью!!
Игорь видел, что мужик пьян до такой степени, когда человек уже ничем не отличается от животного. Вот еще мгновение и он попрёт танком на Нору и ее отца, пырнёт ножом, а утром ничего и не вспомнит.
- Не надо! – Малая вывернулась из-под руки отца, встала прямо на пути очумевшего мужика, вытянулась в струнку и раскинула руки, защищая.
Мужик рванул, рванул и Игорь. Секунда и удар гитарой по голове дюжего пьяницы! Инструмент в щепы. Мелехов не помнил, что было дальше, он просто бил. Сильно, люто, страшно. Опомнился уже тогда, когда почувствовал – кто-то повис на его руке. Очень маленький, тёплый.
- Игорь, не надо! - Нора рыдала. – Пожалуйста.
Глаза такие синие, огромные, как у Лены…
Мелехов тряхнул головой, наклонился к Норе.
- Козявка, цела? Не задело тебя? Дурка! Куда полезла, а?!
Обхватил маленькое тельце, поднял на руки и к себе прижал. Девочка сопела слезливо прямо ему в ухо. Было щекотно, но как-то правильно.
А уже потом услышал сирену милице йской машины. Кто-то из редких прохожих догадался вызвать, вероятно.
- Держи Нору, не отпускай. – Судья Штейнер скомандовал Мелехову. – Отойди подальше. Ждите. Я скоро.
Игорь прижал девочку крепче и отошел под липы, туда, где было меньше света. Половину часа он с Норой на руках наблюдал за тем, как судья разбирался с властями, как мужик очухался, и его впихнули в кандей*. Потом все разошлись, разъехались, и наступила тишина.
От автора: Кандей – (жарг.) помещение в спецавтомобиле для задержанных.
Судья подошел к Игорьку и Норе, сказал тихо:
- За мной иди, – сказал он Игорю, а потом обратился к дочке. – Нора, все уже кончилось. Не нужно плакать и бояться. Иди ко мне.
- Папа, я не боюсь. Игорь же тут. – Обняла за шею парня. – Я с ним пойду.
Мелехов и Штейнер помолчали, переглянулись и решили идти так, как сложилось. А что еще оставалось делать?
Минут через десять все трое были у подъезда дома Штейнеров. Игорёк с Норой на руках и судья – бледный, собранный.
- Сейчас мы пойдем к нам домой. Игорь, попрошу помолчать. Говорить стану я. Это понятно?
- Я не пойду. Зачем?
Но тут Нора запищала, да так жалобно, громко.
- Игорь, почему?! Идите к нам. Там мама и тётя Анечка. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
Штейнер дочь поддержал:
- Мы идём. У меня есть к тебе несколько вопросов, и я хочу получить на них ответы. И не только я.
Игорёк запросто мог бы послать судью подальше, но вот как быть с малявкой, а? Прицепилась, обняла за шею. Еще и пахло от нее сдобными булками. Если честно, Игорьку хотелось есть, с того он и согласился войти в незнакомый дом – вдруг накормят? А вот мысль о том, что ему жаль маленькую Нору Штейнер Игорёк затолкал подальше.
Поднялись по лестнице, остановились у богатой двери, которая открылась после короткого звонка. На пороге стояла женщина редкой красоты.
- Юра? – Игорь заметил, как высоко поднялись ее брови при виде него, как приоткрылся рот, но красавица смогла взять себя в руки. – Проходите.
Уже в коридоре – про себя Игорь назвал его приёмной – он понял, что влетел куда-то не туда. Шикарные зеркала, дорогая мебель, блестящий паркет. Много комнат. В самой большой, двери в которую были распахнуты, Игорь заметил большой круглый стол и белую скатерть.
- Ида, у нас гость. И было бы здорово сесть за стол прямо сейчас. Проси Аню дать коньяку. – Судья скинул плащ.
- Хорошо, дорогой. – Ида ушла не оглядываясь.
Игорь ухмыльнулся, понимая, чего ей это стоило. В доме приютский, а она, как ни в чем не бывало ушла за коньяком.
- Игорь, идем. – Нора сползла с рук Игорька. – Идём же. Вот сюда.
Потянула его к ванной комнате, показала, где взять мыло и стояла рядом маленьким столбушком, держа в руках мягкое полотенце, пока Мелехов смывал кровь с рук. Костяшки пальцев были разбиты капитально.
Минутой позже, малявка уже тянула Игоря в ту комнату, со столом. Они вошли, и немая сцена повисла, придавила, заставила Игорька напрячься.
Красавица и Норина тётка разглядывали его, нежданного гостя, внимательно. Скорее холодно, чем неприязненно, и Игорь почувствовал это сразу. Судья сидел за столом и наливал в пузатый бокал коньяк. А потом…
Нора взяла обеими руками Игорька за руку, прижалась к его боку и сказала:
- Игорь мой друг.
Мгновение молчания, а потом голос красавицы.
- Давайте ужинать. Игорь, присаживайся.
Нора потянула Мелехова к столу, усадила и присела рядом. Игорёк держался очень прямо, понимая свою чужеродность в этом доме. Оттого лицо его стало надменным, глаза сузились, кулаки сжались сами собой.
