- Через час, Игорёк. Больше времени нет. Все необходимое предоставит бюро. Аппаратура, экипировка – полный фарш. В группу могу дать не более двух человек. Ты третий. План на тебе. Докладывать мне лично! Кто с тобой?
- Шепелев, Усиков. – Игорь ответил мгновенно. – Они в части? На месте?
- Да. – Жаров кивнул уверенно. – Игорёк, стартуешь отсюда. Инструкции, как обычно, перед рейдом.
- Нет, – уверенно и бесспорно, – я должен заехать домой. Аркадий Борисович, можете разжаловать, но я должен.
Жаров пожевал губу в задумчивости, окинул внимательным генеральским взглядом Мелехова, но перечить не стал. Отпустил многозначительным кивком, мол, под мою ответственность и не смей подводить и опаздывать.
Мелехов пулей выскочил из кабинета, вломился в соседний отдел и там, напугав до полусмерти штабного, не слушая его нытья и просьб, вытащил из шкафа мигалку с крякалкой*, и был таков.
От автора: Мигалка с крякалкой – устройство для подачи специальных световых сигналов, дополненное устройством для подачи специальных звуковых сигналов.
Через десять минут внедорожник Мелехова мчался на бешеной скорости по улицам Москвы, пугая другие машины сиреной и проблесками синего цвета. Игорь рвался к Норе. Злился на себя и свою глупость, проклинал собственное неверие, и поражался своей слепоте, невозможности узнать, понять очевидное и единственно правильное – Нору он любил всегда, а если быть честным, то никого, кроме нее не любил.
- Нор, какой же я баран! – начал по обыкновению один из своих монологов. – Я все скажу. Я все тебе скажу сейчас. Кретин! Баран! Чёрт, «баран» уже был. Дважды баран!
Он домчался до дома в рекордные двадцать минут! Бросил машину у ворот, не закрыв толком двери, и побежал к крыльцу. Нора уже выскочила на улицу – босая, в тоненькой маечке! На бегу Игорь подхватил маленькую, и внес в дом.
- Игорь, ты своей сиреной взбудоражил весь поселок, – Нора смеялась весело и беззаботно, пока Мелехов аккуратно ставил ее не ноги. – Вот интересно, куда ты так спешил? Я же обещала тебя дождаться. И очень рада, что дождалась.
Тонкие изящные руки легли на плечи Игоря, самые синие в мире глаза смотрели с любовью и сияли так, что Мелехова едва не ослеп.
- Нора, маленькая моя, слушай внимательно – я должен уехать, – обхватил большими ладонями её личико. – Я не могу не ехать, понимаешь?
Он видел, как из глаз Норы уходит сияние, взгляд становится темным, встревоженным.
- Игорь, нет. Нет! Ты не можешь. Зачем? Не надо, пожалуйста, не надо! – и огромные слезы, блестящие и очень тяжелые.
- Если бы я мог, если бы я только мог, Нора. Не плачь, маленькая, – прошептал и начал целовать мокрые щеки, печальные глаза.
- Игорь, я люблю тебя. Я всегда любила только тебя, - она шептала в ответ. – Я пыталась не любить, но ничего не вышло.
- Я сейчас только понял… Я знал, Нора, только не понимал. Я баран, – горячие губы встретились с такими же горячими.
Не померкло и не вспыхнуло – окатило. Любовью окатило, страхом, нежностью, близкой разлукой. Все стало правильным, очень важным и драгоценным.
- Нора, я люблю тебя. Я всегда знал, что ты моя Нора и ничья больше. Как же поздно я понял. Глупо как, – Игорь с трудом оторвался от маленькой, понимая, что время на исходе. – Я должен идти. Об одном прошу, не ходи меня провожать, иначе я просто не смогу уйти – разорвусь. Жди меня. Ничего и никого не бойся, слышишь?
- Я слышу. Игорь, я слышу… – цепкие пальчики не отпускали. – Не уходи!
- Козявка, глупая… – он снова принялся целовать ее, понимая, что безнадёжно опаздывает. – Я вернусь. Я очень скоро вернусь!
Она отпустила…
Игорь выскочил на улицу, и пустился бегом до калитки, не оглядываясь туда, где оставил самое дорогое – Нору.
- Игорь! – он все же обернулся на ее пронзительный крик. – Ты забыл!
Она – босая, маленькая, трогательная – бежала по дорожке сада к нему.
- Вот, заяц. Пусть будет у тебя.
Игорь взял с ее ладони самодельный брелок, крепко поцеловал Нору в последний раз.
- Я очень скоро вернусь, маленькая.
Калитка захлопнулась за ним, явила свою неодушевленную жестокость, и отрезала друг от друга тех, кто уже давно был единым целым.
Игорь не выполнил своего обещания – он не вернулся ни через месяц, ни через два….
Глава 25
- Павел Иванович, доброго дня. – Звонок Норы застал Елисеева на выходе из дома.
- Нора… Нора, здравствуйте! – майор остановился на ступенях подъезда, впервые за долгое время, почувствовав радость. – Как здорово, что вы позвонили, даже не представляете!
- И я рада слышать ваш голос. Как вы? Все ли в порядке?
Елисеев задохнулся, не зная, что ей ответить. Она бы сильно удивилась, услышав правду. Вот только что был неприятный серый ноябрьский день, и все разом переменилось, став праздничным и волнительно-радостным. Ведь позвонила она, та самая, ради которой он лег под нож пластического хирурга, лелея призрачную надежду на ее благосклонность. Та, о которой он никак не мог забыть. Та, в которую был влюблен с первого разговора в госпитале. Та самая Нора Штейнер.
- Все отлично. Нора, что-то случилось? Или вы вспомнили обо мне и решили расцветить мой хмурый день?
- И да, и нет, Павел Иванович. Я хотела узнать, как вы поживаете и просить вас об услуге. Вот такая я корыстная.
В ее голосе Елисееву почудились тревожные ноты, но не придал им значения, думая только о том, как хорошо снова говорить с ней.
- Ну что же, потрафим вашей корысти и моей радости. Нора, давайте встретимся? Я свободен совершенно. Где я могу вас найти?
- Павел Иванович, вы даже не представляете, как это здорово! Я приеду туда, куда вы укажете.
- Нора, за кого вы меня принимаете? Заставлять красивую девушку искать меня? Я не способен на такую жестокость. Где вы?
- Я сейчас в своей квартире, - она запнулась, но продолжила. – В своей московской квартире. Дело о риелторах закрыто. Суд состоялся. Я приехала, чтобы разобрать вещи.
- Давайте адрес, Нора.
Она назвала улицу, номер дома, и через минуту Елисеев уже сидел за рулем автомобиля, разглядывая свое обновленное лицо.
Турецкий врач совершил невозможное…. Нет, майор не стал красавцем – кожа неровная, неестественно блестящая, рубцеватая – но его лицо уже ничем не напоминало жуткую маску. Времени после операции прошло совсем немного, однако результат радовал Елисеева.
Усмехнувшись глупым своим мыслям и исключительно дамскому самолюбованию, майор отправился на встречу, ту самую, которой ждал уже очень давно.
Через двадцать минут Елисеев уже поднимался по лестнице старого московского дома, понимая, отчего квартира Норы стала таким лакомым кусочком для мошенников.
