Улыбка Шина становилась все шире, когда он переводил взгляд с одного детектива на другого.
— Вы меня разыгрываете, совсем как в «Драгнет».
От взгляда Рискового, брошенного на Шина, увядали как цветочные клумбы, так и закоренелые преступники.
— Вы — христианоненавистник, мистер Шин? Улыбка Шина застыла до того, как успела полностью растянуть губы.
— Что?
— Вы верите в свободу религии, — спросил Этан, — или вы — один из тех, кто думает, что Конституция Соединенных Штатов гарантирует вам свободу от религии?
От улыбки уже не осталось и следа, фельдшер нервно облизал губы.
— Конечно, конечно, свобода религии, кто в это не верит?
— Если мы тотчас же получим ордер на обыск вашего жилища, мы найдем там христианоненавистническую литературу, мистер Шин?
— Что? У меня? Я ни к кому не питаю ненависти. Я предпочитаю со всеми ладить. О чем вы говорите?
— Мы найдем материалы для изготовления бомб? — спросил Этан.
Под холодным взглядом Рискового кровь отхлынула от лица Шина, оно стало таким же серым, как бетонные стены служебного гаража.
Пятясь от Рискового и Этана, поднимая руки, словно признавая, что с него довольно, Шин забормотал:
— Вы что? Вы серьезно? Это же безумие. Из-за украшения в два доллара я должен нанимать адвоката?
— Если он у вас есть, — с каменным лицом ответил Рисковый, — я бы на вашем месте связался с ним незамедлительно.
Так и не понимая, шутят с ним или говорят серьезно, фельдшер отступил еще на шаг, на два, потом повернулся и поспешил в комнату отдыха, где бригады «Скорой помощи» коротали время между вызовами.
— Группа захвата, каков говнюк, — пробурчал Рисковый.
Этан улыбнулся.
— Но ты ему врезал.
— Ты тоже.
Этан уже и забыл, насколько легче могла быть жизнь, особенно если удавалось отменно подшутить.
— Тебе следует вернуться на службу, — сказал Рисковый, когда они направлялись к двойным дверям, которые вели в коридор. — Мы бы смогли спасти мир и немного поразвлечься.
Этан заговорил, лишь когда они поднимались по лестнице на верхний гаражный уровень.
— Допустим, это безумие рано или поздно закончится, с выстрелами в живот, которые не убивают, колокольчиками, голосом в телефонной трубке, человеком, уходящим в твое дверное зеркало. Ты думаешь, что сможешь вновь стать тем же копом, как будто ничего и не произошло?
— А что мне, по-твоему, делать… уйти в монахи?
— Но мне кажется, это должно… что-то изменить.
— Я нравлюсь себе таким, какой я есть, — ответил
Рисковый. — Я уже холодный, насколько возможно. Не кажется ли тебе, что я холодный до самых хромосом?
— Ты — ходячая льдина.
— Только не говори, что во мне нет тепла.
— Не говорю, — качнул головой Этан.
— Во мне достаточно тепла.
— Ты такой холодный, что даже горячий.
— Именно так. Поэтому причин меняться у меня нет, разве что я встречу Иисуса, и Он меня вразумит.
Они находились не на кладбище, не насвистывали, но их слова, эхом отдающиеся от холодных, как в склепе, стен лестницы, почему-то вызвали у Этана воспоминание о мальчишках из старых фильмов, которые бравадой маскировали страх, пробираясь глубокой ночью среди могил.
Глава 56
На точильном камне самопожертвования, с усердием одержимой, Бриттина Дауд превращала себя в длинный, тонкий клинок. Когда она шагала, движения ее тела, казалось, резали одежду на куски.
Бедра она отшлифовала до такой степени, что они напоминали птичьи косточки. Ногами не отличалась от фламинго. В руках было не больше плоти, чем в ощипанных крылышках птенчика. Бриттина, похоже, решила похудеть до такой степени, чтобы ветерок мог подхватить ее и унести в небеса, к вьюнкам и воробьям.
Она стала не клинком, но настоящим швейцарским ножом, с множеством развернутых лезвий и инструментов.
Корки Лапута мог бы полюбить ее, не будь она такой уродиной.
И хотя он не любил Бриттину, любовью он с ней занимался. Его возбуждала бесформенность ее скелетообразного тела. Он словно занимался любовью со Смертью.
Всего двадцати шести лет от роду, она прилежно готовила себя к раннему остеопорозу, будто мечтала о том, чтобы разбиться при падении на множество осколков, как разбивается хрустальная ваза, сброшенная с полки на каменный пол.
В разгаре их любовных утех Корки всегда ждал, что Бриттина проткнет его локтем или коленкой или превратится под ним в груду костей.
— Сделай меня, — говорила она, — сделай, — и звучало сие не столько приглашением к сексу, как требованием убить.
В комнате у Бриттины стояла односпальная кровать, поскольку у нее никогда не было мужчины и она рассчитывала пройти по жизни девственницей. Корки обворожил ее с той же легкостью, с какой мог раздавить в кулаке колибри.
Узкая кровать находилась на верхнем этаже узкого двухэтажного викторианского дома. Участок уходил далеко в глубину, но был слишком узок, чтобы считаться подходящим для строительства жилого дома по действующим в городе нормам.
Примерно шестьдесят лет тому назад дом этот спроектировал и построил один эксцентричный любитель собак. А потом жил в нем с двумя борзыми и двумя гончими.
После внезапного инсульта его парализовало. Проголодав несколько дней, собаки его съели.
Случилось это сорока годами раньше. Последующая история дома была не менее колоритна и страшна, как сама жизнь и смерть первого его владельца.
Идущие от дома флюиды привлекли внимание Бриттины, как собачий свисток заставляет вскидываться гончую. Она купила дом на часть наследства, полученного от бабушки со стороны отца.
Бриттина была выпускницей того самого университета, который обеспечивал работой уже второе поколение семьи Лапута. Через восемнадцать месяцев ей предстояло защищать докторскую диссертацию по американской литературе, которую она, по большей части, презирала.
Хотя на дом она потратила не все свои деньги, ей требовался источник дохода помимо процентов с инвестированной остальной части наследства. Она преподавала студентам, чтобы не отказывать себе в достаточно
дорогих продуктах для похудания, вроде «Слим-Фэст» с запахом шоколада.
Примерно шесть месяцев тому назад личный помощник Ченнинга Манхейма обратился к декану фа культета английского языка и литературы с просьбой порекомендовать преподавателя для сына знаменитости. Конечно, требовался человек с безупречной репутацией и отличный специалист. Декан посоветовался со своим заместителем, Корки, и тот порекомендовал мисс Дауд.
