Движение вышло таким нежным, что они оба перестали дышать. Этьен ещё никогда не переживал настолько острых чувств от простого прикосновения.
Её глаза были закрыты, а грудь высоко вздымалась. Когда она открыла глаза, Этьен заметил в них решительный блеск. Она заговорила горячо, не отрывая от него взгляда.
— Когда ты пришёл за мной во время ритуала, когда один противостоял целому племени, когда кричал им всем в лицо, что любишь меня, я кое в чём поклялась себе. Я поклялась, что буду с тобой, несмотря ни на что. Потому что я тоже люблю тебя.
Она потянулась к нему и прижалась нежными горячими губами к его губам. На Этьена лавиной нахлынули чувства. Огонь пробежал по жилам, в глазах потемнело, и закружилась голова. Он обнял её и начал целовать, вкладывая в поцелуй всю накопившуюся в нём нежность и страсть.
Это были упоительные несколько минут, самые невозможные и самые прекрасные мгновения, это были незнакомые ощущения, которые ему ещё никогда не приходилось испытывать.
— Давай сбежим! — выдохнула она, когда он отпустил её губы, чтобы дать ей сделать пару глотков воздуха. — Прямо сейчас. Далеко-далеко! Чтобы нас не нашли!
Знала бы Уйгу, как Этьен хочет того же. Но разве мог он сделать то, что она просит? Уйгу сейчас под воздействием эмоций, она совсем юная и готова на безрассудные поступки. Но Этьен старше, и ответственность за любимую на нём. Если они сбегут, их счастье продлится до новой луны, а что потом? Демон растерзает её. Этьен однажды это уже видел. Нет, действовать нужно по-другому.
Глава 73. Если только…
У Морриса было много дел в ратуше. Яна это прекрасно понимала, поэтому, как только Амбруаз вышел из кабинета, она тоже собралась ретироваться.
— Не буду тебе мешать, — улыбнулась решительно.
Он отпустил её неохотно. Они оба помнили о словах Рината про чёрную метку. И хоть оба полагали, что это была ложь, но тревога оставалась.
— Я распорядился, чтобы за тобой и твоей лавкой присматривали надёжные люди, пока меня нет рядом.
— Ты приставил ко мне охрану? — удивилась Яна.
Ей, конечно, приятно было осознавать, что викинг так сильно переживает за неё и так надежно оберегает, но не хотелось, чтобы за каждым её шагом следовали люди в униформе.
— Ты их даже не заметишь, — успокоил Моррис. — Они знают свою работу и умеют быть невидимками. Но они предупредят меня, если почуют что-то подозрительное.
Яна догадывалась, что под "подозрительным" Моррис подразумевает появление Рината.
Она уже стояла у двери, но он подошёл к ней. Посмотрел долгим взглядом и заявил:
— У меня принцип: в рабочем кабинете — только работа. Никаких поцелуев.
И тут же приник губами к её губам. Сорвал короткий поцелуй-обещание и отступил.
— Вечером зайду.
— Сегодня на приём записалось рекордное количество посетителей, — отчитался Бонифас, как только Яна появилась в лавке. — В котором часу вы будете готовы начать?
Утро, наполненное тревогами и поисками детей, сильно вымотало её, но стоило услышать о посетителях, силы откуда-то взялись.
Яна ответила, что уже через четверть часа будет готова принять первого записавшегося, и день закрутился в стремительном водовороте.
Посетителей действительно оказалось очень много. Вот удивительно, ещё не так давно горожане обходили лавку стороной, а теперь у Яны аншлаг. Она внимательно выслушивала каждого и делала пометки. Её записная книжка стремительно заполнялась всё новой информацией.
Самым необычным посетителем показался Яне парень лет восемнадцати. Он зашёл молча, не поздоровался, не представился, а только протянул ей листок. Она с интересом пробежала глазами строчки.
Моё имя Леонс. Меня кто-то проклял. Я не могу сказать ни слова правды. О чём бы меня не спросили, я лгу. Единственной возможностью рассказать о своей проблеме — было написать о ней, потому что излагать правду я могу только на бумаге.
— Какая сегодня погода? — задала Яна первый пришедший в голову вопрос.
— Ливень, гроза с градом, — ответил он.
На самом деле на небе не было ни облачка.
— Сколько вам лет?
— Скоро тридцать.
Неужели бедолага, и правда, не может сказать ни слова правды? Яна представляла, насколько это усложняет жизнь. Пошёл купить молока, но не можешь сказать правду и просишь у торговца кваса. Яна ни о чём подобном не слышала. Но решила не подавать виду, что растеряна. Леонсу и без того несладко.
— Я поняла вашу проблему и поработаю над ней. Приходите через три дня.
Леонс ушёл обнадёженный, а Яна так и осталась в растерянности. Именно с проклятиями она работать не умела. Единственное, что у неё получалось — это взять проклятие на себя. Но она уже и так насобирала их предостаточно. Ещё одного она может и не выдержать. Проблему нужно было решать как-то по-другому. Проклятия нужно принимать не на себя. Их нужно передавать кому-то другому. Нет, ну, это тоже не выход. Это ещё хуже. Хотя… Если только… И тут у Яны проскочила ошеломляющая или, лучше сказать, гениальная мысль, которая ей в дальнейшем очень-очень поможет, которая сыграет исключительно положительную роль в её жизни.
Яна не успела её обдумать, потому что зашёл следующий посетитель, но зато успела осознать и зафиксировать, чтобы обдумать позже. Проклятия нужно передавать не людям, проклятия нужно заключать в артефакты. Забрать у того, кто хочет от него избавиться, и перенести на подходящий предмет, способный его принять. Артефактор Яна или кто? Она ведь чувствует природу вещей и может найти подходящие для такой сложнейшей метаморфозы.
Остальные горожане приходили с куда более простыми проблемами. В основном, бытовыми. Яна чувствовала, что справится с каждой.
Почему-то более половины посетителей просили у неё артефакт, повышающий урожайность тыкв. И все они в основном были женщинами за тридцать. Удивительно, как среди трэ-скавельских дам бальзаковского возраста распространено тыквоводство.
Последняя посетительница тоже оказалась дамой за тридцать. Она была одета броско и одновременно элегантно. Бордовое платье, изящные туфли и меха. В ней всё было красиво: томные карие глаза, роскошные светлые волосы, мягкими волнами спускавшиеся чуть ниже плеч, чувственные алые губы. Яна догадывалась, что мужчины складываются около неё штабелями. От неё исходили мегатонны обаяния.
— Позвольте представиться, Аврора Джермейн.