Музыкальность мальчика, с самого раннего детства проявившего интерес к миру непослушных и самых необузданных нот ярко выстрелила уже в детстве, когда он освоил сначала фортепьяно в доме соседей, а потом и гитару. На своих уроках учителя музыки позволяли Тому сыграть что-нибудь перед классом на гармони. И почему бы не дать волю маленькому, но такому оригинальному мультиинструменталисту, который освоил уже целых несколько прекрасных произведений? Но всё происходит не сразу. Сначала музыка это, конечно же, обучение азам, и лишь потом выработка своего уникального стиля. И как позже отметит сам Том, любовь к музыке ему привьёт, конечно же, отец, который разведётся с женой в 60-м году, но не бросит сына и продолжит заниматься с ним, а также станет брать его с собой в поездки в Мексику. И первым значимым открытием для будущего самого культового из культовых музыкантов, станут, конечно же, крайне красивые и своеобразные мексиканские баллады, которых в машине отца он услышит более чем предостаточно.
В 1965 году Том уже играет в коллективе, который исполняет в основном соул и r'n' b. Он ещё не решает окончательно связать свою жизнь с музыкой и трудится в Napoleone Pizza House. Просто не будет в музыке 60-х того зерна, которое могло бы упасть и прорасти в душе будущего исполнителя во что-то стоящее. И, как у любого творческого человека в отсутствии стоящего материала, поиски Уэйтса продолжаются!
Первые самостоятельные творческие эксперименты Том начинает в 1965 году, когда он смешает в своём первом самом терпком, как окажется, коктейле горячо любимого Боба Дилана, Луи Армстронга, приправив их по вкусу Джеком Керуаком и Чарльзом Буковски. И если эти фамилии ничего вам не говорят, то вряд ли вы вообще способы оценить масштаб и размах сегодняшнего художника. А те, кто сможет оценить слияние столь горючих и горьких до боли в горле вещей сразу поймут, почему Вещи Уэйтса, переплетённые в тугой узел, такие тягучие. Откуда брали свои корни первые достаточно непредсказуемые мотивы. И это очень хитрый вход – выстрелить прямо в яблочко в ситуации, когда невозможно промахнуться. А промахнуться в настроения какой-то лирической тоски и полупьяных диалогов с жизнью и смертью просто невозможно, если со всех сил кидаешь в них заряд самого необычного голоса Америки, да ещё и осушённый бокал в придачу. И что такое Уэйтс? Это, конечно же, красота и восхитительная гармония искорёженной от вечного табака снежинки, которая даже не стремится стать красивее, а наслаждается безумным изяществом своих кривых и таких оригинальных углов и узоров. Это песня между серым мутным небом и грязной землёй, упасть на которую значит опуститься, значит прилететь мордой в самую грязную канаву жизни. И каждая песня Тома – это протянутый в небо в вечном падении луч снежинки, которая ещё помнит те светлые и радостные минуты в Вышине, но необратимо должна упасть и превратиться в слякоть, в которой ей уже никто никогда не восхитится. И не сложит о ней возвышенных стихов, а только горький блюз о бесконечном круге жизни. Но у снежинки, конечно же нет памяти. Она не способна запоминать в-о-л-ш-е-б-с-т-в-о… Так думают люди. И дай Бог, чтобы они действительно были правы. Ведь если всё иначе… И даже мысль о возможности такой горька, как самый крепкий коктейль.
В 72-м в возрасте двадцати двух лет Том время от времени выходит на сцену «The Heritage» в Сан-Диего. Здесь он трудится кем-то вроде охранника. И вот на фоне напомаженных и блестящих певцов и артистов его хриплый голос из бочки уже контрастом вливается в уши слушателей… Но не стоит сомневаться – контраст этот, безусловно, оценят. И упакуют в нужную конфетную обёртку. Конечно же, с ликёром внутри. Так гений музыкальных экспериментов заключит свой первый контракт.
Уникальность козла – в наличии у него рогов. Сложно быть уникальным и нравиться абсолютно всем. Сложно быть уникальным и, одновременно, не спорным персонажем… И, если говорить честно, мы же с вами в наших лабиринтах приходим не к чистому видению биографии или уверенному изложению жизней в стиле классических биографов, потому ждать чистой достоверности и стабильной правды от «Лабиринтов» не приходится. Здесь каждая жизнь – эссенция великих идей и персонажей, приходящих к нам в гости. Потому наш персонаж уже сидит где-то рядом и вещает, фильтруясь через несомненно странные внутренности рассказчика, сливаясь с вечностью, как несомненная её веха… Но об этом, как водится, ближе к концу, а пока – ряд фактов несомненно арлекиноподобного Тома.
Как вы поняли, в жизни нашего героя наступает время творческой реализации. И, вращаясь в кругах несомненно богемных, хотя и таких же приближенных к простым людям персонажей, Том уже пытается слиться с образами, транслируемыми со своей собственной лёгкой руки на сцену, ведя несомненно странный, но такой насыщенный определёнными ценностями стиль жизни, который и запомнится всем поклонникам его творчества до сегодняшнего дня. Ну а как ещё может жить человек, свивший себя в один бикфордов шнур с уже упомянутыми выше Буковски и Керуаком? И я уверен, что существуют писатели, которые влияли и на вас. И после прочтения произведений которых вы уже хотели относиться к жизни абсолютно также. Не копировать, но воспроизводить эти реальности на себе, любимых. Сердце и душа человеческие, несомненно, представляют собой большие фильтры по перегонке идей. И если у кого-то эти фильтры развиты недостаточно, то он вынужден играть по общественным правилам, отрицая саму возможность наличия в пространстве зародышей других реальностей, потешаясь над тем, кто совершает сознательный выбор собственных миров. И в глазах таких людей Игра, несомненно, профанация и фикция, нечто, что можно разглядеть только в чужой жизни. И бревно, конечно же, становится неопределимо в собственном глазу. Именно поэтому объяснять мотивы своих осознанных игр простому обывателю (и я не вкладываю в эти слова что-то презрительное) – глупое занятие. Он, не затянутый великой абсурдной идеей, не подцепленный на крючок самостоятельно найденный в синтезированных мотивах, конечно же, не поверит в ваши аргументы. Но ваше сердце уже работает как вышеупомянутый фильтр. И быть генератором искусства, слепой рукой потоков, конечно же, очень просто и очень сложно одновременно – всего лишь отключите собственное эго и прислушайтесь к тем реальностям, которые льются через вас, а также осознайте авторов этих реальностей – тех, кто смог вывести их основу на уровень общего пользования. Если можно, конечно же, так сказать.
Коллапс и беспричинная шумиха после выхода альбомов «Foreign Affairs» и «Blue Valentine» будет поднята истерическими завываниями критиков, уверенных, что Том исписался. И публика, как и в случае с Хендриксом, начинает требовать «чего-нибудь новенького», чего-нибудь непохожего на то, что было раньше. И пластичность разума Уэйтса, ещё не до конца одурманенного алкоголем и табаком, начинает генерировать новые эксперименты и новые образы, вписанные в контекст всё того же сэконд-хэндно поношенного стиля. Теперь всё замешивается несколько гуще, круче. В год выпуска последнего из вышеприведённых альбомов Том впервые пробует себя в кинематографе. Первым его фильмом, где он не только сыграет, но к которому он также напишет музыку, будет «Райская аллея» Сильвестра Сталлоне. И сколько их будет позже, этих действительно интересных киноработ. Начиная от экранизации «Дракулы» Брэма Стокера, собравшей в себя максимально звёздный состав актёров, заканчивая последними работами, в числе которых, несомненно, можно выделить «Воображариум доктора Парнаса», в котором Уэйтсу и играть не придётся. Даже самые рьяные противники спорного творения Терри Гиллиама не смогут поспорить с тем, что Уэйтс здесь оказывается не на высоте даже, а просто на своём месте, транслируя всё ту же изначальную основу. Не мощь, но некую первозданную «немощь», взбитую в одном стакане с образом первобытным, сильным и ярким.
