Обе стороны в суде могут обратить физические улики в свою пользу. Судмедэксперты пользуются системой примерно так, как происходило в сказке о Золушке: если туфелька вам впору, может, это подходящая нога, но не исключено, что и другая тоже может подойти.
Помните суд над О. Джей Симпсоном по обвинению в убийстве его жены и ее друга? Тогда принесли улику, окровавленную перчатку, найденную во время изучения места преступления и дома О. Джей Симпсона. Взгляды устремились на О. Джея, он втискивал руку в перчатку. Он пытался надеть ее, подняв руку, однако потерпел неудачу: перчатка не подошла, он – не наша «Золушка». Несмотря на то что его ДНК и волосы были найдены на месте преступления, присяжные посчитали его невиновным в двойном убийстве. Вот она, сила вещественных доказательств: присяжные видели перчатку, могли ее потрогать, понюхать, но она не подошла. «Если не подошла, выноси оправдательный приговор».
Порой эксперты придерживаются мнения, которое отличается от общепринятого. И только наука может объяснить, кто прав, а кто ошибается. Иногда конфликтные экспертные мнения сталкиваются из-за нацеленных на противоборство судов Великобритании и Ирландии. Возникают споры, хотя нам следовало бы достичь единения в вопросе и уже потом разбирать разницу мнений. Судмедэксперт выступает со стороны обвинения и должен объяснить суду свою точку зрения, но, как независимому эксперту, ему необходимо изложить и альтернативное мнение и объяснить, почему оно возникло. Обычно это приводит к минимальным разногласиям между «противоборствующими» сторонами и редко влияет на исход дела. Власть сосредоточена не в руках судмедэкспертов.
Однако если жертва преступления – ребенок и есть улики, указывающие на насильственную смерть, вероятно, между прокурором и защитой разразится битва. Все улики будут подвергаться сомнению, а танатологам и прочим экспертам предстоит нелегкое времяпрепровождение в кресле свидетеля. В подобных обстоятельствах вопрос в том, является ли травма результатом несчастного случая или ее нанесли намеренно. Несчастный случай или убийство. С одной стороны, борьба за справедливость для ребенка, пострадавшего от чьих-то рук, с другой – справедливость для человека, ошибочно обвиненного в причинении вреда ребенку. Непросто. Обе стороны должны предоставить свидетельства, подтверждающие их точку зрения, а те должны пройти проверку судом.
Эксперты со стороны обвинения должны помнить о том, что они представляют улики суду, им не нужно пытаться отстоять точку зрения обвинения. Важно, чтобы эксперт знал о современных теориях и исследованиях и понимал, подкрепляют они его мнение или нет. Важно, чтобы эксперт не настаивал только на своем, а был готов рассматривать альтернативные теории и мнения, согласен он с ними или нет. Я всегда старалась руководствоваться именно этим принципом в своей работе. Удалось ли мне это – судить другим.
Дело не доходит до суда, если сторона обвинения считает, что доказательств недостаточно, чтобы предъявить обвинение в убийстве.
Сторона защиты обычно опровергает улики. Ей нужно показать, что существует альтернативное объяснение событий. В делах, связанных с детьми, защите нужно доказать, что те травмы, которые, как полагает обвинение, были нанесены намеренно, на самом деле случайные. Защита обычно ищет эксперта, который может дать альтернативное – или совершенно противоположное – мнение тому, которое представила сторона обвинения.
Один из самых противоречивых случаев – синдром тряски младенца: когда ребенка трясут так сильно, что это приводит к повреждению мозга и смерти. Было проведено много исследований, и существуют противоречивые теории о том, как возникает травма головного мозга. Есть те, кто верит в тряску; те, кто утверждает, что с ребенком приключилось что-то более серьезное; и те, кто не соглашается, что повреждение мозга было вызвано травмой, и предлагает естественные причины смерти. Мы должны принимать во внимание и оценивать самые разные точки зрения.
Травма, полученная неслучайно и приведшая к смерти, – еще один сложный диагноз. Есть ли объяснение повреждению? На суде сторона защиты попытается опровергнуть доводы обвинения и доказательства судмедэксперта, вызвав эксперта, который придерживается противоположных взглядов.
К несчастью, я имела дело с младенцами, погибшими от травм головы, предположительно, нанесенных намеренно. В каждом деле я ждала, что мои показания будут подвергаться сомнению. Когда я начала работать судмедэкспертом, то наивно верила всему, что мне говорили. С годами, повстречавшись со многими убийцами, я поняла, что жизнь не черно-белая, впрочем, как и расследования. Я никогда не пыталась намеренно ввести суд в заблуждение, но сейчас понимаю, что могла просто поверить мнению тех, кто был старше и мудрее. Медицина – не точная наука, и теперь мы стараемся пользоваться только ее доказательной стороной. Мы не доверяем чьему-то мнению просто так. Это большой шаг вперед. Стало очевидно, что мы не можем понять и объяснить все улики. Как только приходит понимание того, что все, чему мы раньше верили, не всегда могло быть верным, легче придерживаться объективного и непредвзятого мнения, а также не считать «новую» науку шарлатанством.
Вероятно, мне легче, чем коллегам, в расследовании подозрительных смертей признать, что существуют и другие объяснения улик, найденных при вскрытии, а значит, и того, как жертва умерла. Нож за пазухой я не держу, личные интересы не защищаю, напротив, я более чем готова принять новую теорию, если ее подкрепляют научные доказательства. Мы постоянно раздвигаем границы научных и медицинских знаний, и стоит признать прогресс в этой области: достижения совершаются только путем проверки существующих теорий, которые сначала считаются лишь гипотезами.
Как ученому, мне нравится решать проблемы постепенно, проверяя каждый шаг, иначе гипотеза никогда не перерастет в теорию или закон.
Сложные вопросы существовали всегда: таково было положение дел в судебной патологии, когда я приступила к работе в этой области. За годы ученые проделали большую работу, которая помогла нам лучше узнать многие болезни, а это значит, что судмедэксперт в некоторых обстоятельствах стал лучше понимать, как умерла жертва.
Легче всего отвергнуть противоположную вашей точку зрения, но это непродуктивно и неполезно для суда. Защита подбирает экспертов, потому что их мнения могут принести пользу их клиенту. Суду решать, какие улики подтверждают или опровергают мнение стороны обвинения. Так как дела об убийствах младенцев редки, экспертов в этом тоже немного, и в зале суда раз за разом появляются одни и те же люди. Судмедэксперты обычно выступают со стороны обвинения, так как проводят вскрытие младенцев, но как обвинение, так и защита пользуются услугами специалистов из других областей медицины. Некоторые эксперты выступают исключительно на стороне защиты, так как их мнение отличается от мнения коллег. К несчастью, это может повредить их репутации, так как могут подумать, что они отстаивают сторону обвиняемого и не остаются непредвзятыми. Судья должен решать, кого следует рассматривать в качестве эксперта в судебном процессе и, следовательно, может ли этот человек давать показания. Судмедэксперты обычно считаются экспертами, но некоторые из нас дискредитируют себя в глазах судебной системы.
