Мои устои рушились на глазах, и в глубине души, где все зудело и покалывало от происходящих событий, я очень хотела, чтобы Северский не отвернулся от меня, продолжал находиться рядом, пусть в качестве надежного друга, проведшего меня сквозь лед, пламень, темноту, воду, или что-то еще, неприступное для меня в одиночку. Пусть бы только его глаза все также изредка останавливали на мне задумчивый колючий взгляд, а руки нет-нет да случайно коснулись, заставив затрепетать.
Но парень был холоден как никогда, то ли сердился, то ли решал, что делать со мной и тележкой моих бед, которая привязалась и к нему тоже, его тяжелый взгляд смотрел исключительно прямо, а рука, держащая меня за локоть была напряжена, как будто готова была выпустить весь пар, сильно сжавшись на мне, но сдерживалась своим хозяином. И я сомневалась, что тому была причиной его короткая беседа с Захаром Соколовским; скорее я, мой проступок, моя наглость, и мое продолжающее угнетать парня присутствие.
Когда мы добрались до машины я встала напротив него и посмотрела на окаменевшее лицо, по которому трудно было прочитать хоть что-то.
– Вот только давай без извинений, Шелест! Еще и это я точно не переживу, – правильно истолковал он слова, собравшие сорваться с губ, и я понуро опустила голову. Нет, он совсем не собирался меня прощать и даже не хотел дать мне шанс, – Что с твоим телефон? – поинтересовался он, как будто это было сейчас самым важным из того, что приключилось.
– Он сломался, – тихо сказала я, разглядывая свои ноги. Воздух тяжелыми комками забивался мне в горло. Я проглатывала его, чтобы он хоть немного разгонял темный туман в моем теле.
– Почему ты пришла сюда?
– Дем… твой отец меня попросил.
– Из-за меня? – это было похоже на допрос. Ни грамма тепла в голосе, ни намека на участие.
– Нет… думала, что нет. Думала, что это Вася подговорил его… Я ведь не знала, как обстоит дело на самом деле, – вклинила я маленькое оправдание в надежде получить толику сочувствия.
– Понятно. Зина, – внезапно напрягся парень, а его дыхание оказалось подозрительно близко от меня, – Зачем ты поцеловала меня?
Я покраснела, не смея посмотреть ему в глаза. Как я могла признаться в правде, оголить душу и предстать перед ним без защиты, когда он неминуемо растопчет любое мое чувство?
– Это было правильно, – выдавила я из себя, а посмотрев, наконец, на парня, застывшего ко мне очень близко, прочитала в глазах вопрос, – Я решила, что только так мы сможем оттуда выйти. Хотела, чтобы нас спокойно отпустили. Хотела, чтобы тебя больше ничего не держало в месте, где… ты не хочешь быть.
– И только? – парень наклонился и заглянул в мои глаза, заставляя меня смутиться еще больше, взволнованно закрыть глаза, в которых темнело от его близости и постараться не брякнуться перед ним без сил, – Ты хочешь сказать, что поступила так, потому что этого хотели другие? – почти исчезнувшее между нами расстояние разрывалось от напряжения, – Потому что они решили, что мы должны это делать, хотя и не хотим? Потому что решила, что виновата передо мной? Что мне нужна помощь? Это ты имеешь в виду? – он злился тихо, но настолько ярко, что это почти ломало меня на части. Я неуверенно кивнула и почувствовала, как он выдохнул. Как будто вытолкнул меня из своей жизни вместе с этим воздухом.
– Почему и ты должна меня так разочаровывать, Шелест? – прошипел он и резко отодвинулся, – Я не думал, что ты сможешь пойти против чувств. Не думал, что ты такая слабая, что подчинишь себя чужому мнению. Если ты на самом деле такая, то почему я сошел с ума от одной мысли, что ты целуешь меня, потому что хочешь? Где твоя правда дает сбой, если я почувствовал, что ты мне отвечаешь? Это тоже была ложь? Ты и это смогла изобразить для них, не для нас? А что делать мне? Я ведь не играл с тобой. Только не с тобой, – он прикрыл глаза и отошел, как будто выпустив всю свою злость, и оставив на его месте равнодушие. Разочарование. Пустоту.
Я оторопело смотрела в его спину, замерев от его признания.
«Не играл».
Неужели, он по-настоящему поцеловал меня?
Неужели этот парень на самом деле ко мне что-то чувствовал?
Неужели я оказалась настолько глупа, что проглядела самое очевидное, находящееся у меня перед глазами, яркое, и нерушимое? Поддалась стереотипам, не смогла заглянуть правде в глаза и смело шагнуть ей навстречу?
Похоже, это мое преступление по отношению к нему было куда сильнее, чем все, что я сделала ранее.
Вера восставала из чернеющих на дне души угольков, и пусть сознание до сих пор со скепсисом пыталось одернуть разбушевавшиеся чувства, но сердце уже верило и отчаянно металось, билось, мечтало найти выход своему заточенному в клетку желанию.
Успеть опровергнуть свои слова еще не поздно. Вернуть его, любой ценой, убедить его, заставить поверить. Удержать с собой рядом самого нужного на свете человека, отдать ему себя, не бояться, не думать, раз и навсегда решить быть смелой ради того, кто сделал всё, чтобы мне не было больно.
Но я боялась, я тряслась, как осиновый лист, когда делала дрожащими ногами несколько медленных шагов в сторону замершего парня, я почти что неземным усилием поднимала озябшие от ветра руки, чтобы коснуться его, боясь, что он отторгнет меня, как инородное тело. Я не дышала, крепко прижимаясь к нему, обнимая руками и касаясь головой спины с крепко зажмуренными глазами. Я признавалась во всем и уже совсем не оставляла себе шанса на спасение, понимая, что сейчас боюсь потерять этого человека, как никого и никогда прежде.
Он не отстранился и окаменел от моих объятий, и только его голова слегка повернулась, как будто он был удивлен. Замер от ожидания.
– Прости. Я солгала, думая, что все это тебе не нужно. Я и правда не могла подумать, что могу тебе нравится. Кто я такая, чтобы тебе нравится? Я не хотела видеть, как ты от меня отстраняешься из-за моих чувств… Я просто хотела, чтобы ты был рядом, – я почувствовала, как он слегка качнулся, но остановила, еще крепче обхватив руками, желая договорить, не видеть глаз, которые могли уничтожить меня сейчас, – Я сделала это потому что хотела! Слышишь? Я на самом деле хотела тебя поцеловать. Эта единственная правда, которую ты должен принять. Я тоже не играю, не хочу и не умею, – губы посолонели от слез, – И больше всего на свете я не хочу, чтобы ты во мне разочаровывался!
Я держала его крепко, но он оказался сильнее, быстро обернулся ко мне, неминуемо приближая свой приговор. Внимательный взгляд прочитал по моему лицу, что я не лгу. Он всегда правильно понимал меня, и сейчас еще более пристально разглядывал, так, точно слой за слоем оголял и без того нагую до невозможности душу. Я выдержала его взгляд, надеясь, что искренность перебьет все, что я сказала ранее. И даже сквозь слезы смогла увидеть, как его губы трогает легкая улыбка облегчения, а глаза вторят ей, с небывалой нежностью глядя на мои слезы.
Он вытер их руками, погладил мои щеки и с прошибающей нежностью коснулся моих губ.
