– Зин, Зина, – произнес он и потянул ко мне руку. Я на него не смотрела, но машинально отодвинулась. Мой взгляд приковывала чертова дверь, которая двигалась, точно под эффектом замедления, – ты же понимаешь, правда? Понимаешь, что я не могу по-другому, там всё куда серьезнее, чем мы предсталяем, всем заправляют связи и деньги. У меня нет выбора, Зин.
Да что же она так медленно отворяется? Испытывает мое терпение до дна.
– Выбор есть всегда, – бесцветным голосом отзываюсь я. – Но я тебя понимаю, отлично понимаю. Я же просто Зина Шелест, я никто, и мне нечего делать рядом с сыном Демидова, – холодно и зло говорю я, и продолжаю смотреть уже не на дверь, а на то, точнее того, кто из нее выходит.
– Шелест, а ты быстро соображаешь, – говорит довольным, и полным ядовитого превосходства голосом, стоящая передо мной Эльвира Тихомирова.
Финита ля комедия, как говорил один паяц.
Что ж, по крайней мере, мне понятны теперь все ее взгляды, и негативный интерес к моей скромной персоне. А еще понятно, что такая девушка, как Эльвира гораздо больше соответствует новому статусу Васи. Вот только мне интересно, подоплека этих отношений насквозь пропитана материально – связевой выгодой, или всё-таки наделена хоть какими-то чувствами? В любом случае мне становится жаль, в первом случае Васю, которому «повезло» влиться в мир больших мэнов, тем самым лишив себя такой важной вещи, как настоящая любовь, а во втором случае себя, преданно отдававшуюся без остатка и не помышлявшую, что однажды меня выкинут, как использованное полотенце. Еще функционирует, но уже не подходит к мрамору и позолоте новой обстановки.
– Детка, тебе здесь больше нечего делать, – продолжает тем временем Тихомирова. Нота ми отчаянно врывается трагическим остинато. – И да, забери свои вещи, иначе придется их выкинуть. И давай без сцен, милая, жалобить тут некого, – резкое, но правдивое.
Я поднимаю глаза на Васю. Он-то знает, что Зина Шелест не устраивает сцен. Я не крушу всё подряд в порывах ярости. Я не бросаю в ответ на оскорбления грубые и обидные слова. Я молча ухожу и не оборачиваюсь.
Нота ми ускоряется в своём движении. Нарастает в звучности.
– Прости, – говорит парень тихо. Эльвира подходит к нему сзади и кладет ему на плечи руки, собственническим жестом проводит одной из них по его шее, щеке и зарывается в волосы. Смотрит на меня, как бы говоря, что это теперь ее территория.
Я встаю и иду прочь, прохожу мимо открытой теперь двери комнаты, даже не думая забирать свои вещи, к которым всё равно никогда больше не смогу прикоснуться. За мной с тихим щелчком закрывается дверь. Нота ми обрывается на резком вскрике.
2
В далеко не самом популярном, даже малоизвестном, современном театре «Орфей», я оказалась в качестве живого музыкального сопровождения исключительно случайно и не без участия моего брата Миши. Я тогда только приехала учиться в город, с Васей еще не познакомилась и часто по вечерам сидела дома, готовясь к парам или читая книги. Миша на тот момент уже кончил Вуз, активно перебегал с одной работы на другую в надежде устроиться получше, и тоже часто бывал дома, только не один, а со своими многочисленными друзьями. Не знаю, как так получилось, что мы, родные до мозга костей, оказались такими разными в плане характеров: я – чистейшей воды интроверт, а мой брат – господин везде успей и всё попробуй, завсегдатай тусовок, обладатель титула друг года, свой парень в каждой кампании и вообще весьма легкий как на подъем, так и на характер парень. В общем, наглядное пособие по инь и янь. Когда он с очередной парой-тройкой друзей приходил в квартиру, я тихонько отсиживалась в комнате, предпочитая оставаться незамеченной. Но иногда мне волей-неволей приходилось знакомиться с каким-нибудь его другом.
Так и получилось с Лео. Уж не знаю, при каких обстоятельствах Миша сошелся с Леопольдом Владленским (по паспорту – Колей Шуруповым) и что могло быть общего у выпускника технического университета и творческого с головы до пят парня с дипломом Вгика, но сдружились они крепко и тусили вместе часто. Впервые увидев эту шпалу, с выкрашенными под седину волосами, собранными в короткий хвостик, подведенными черным карандашем глазами, одетого откровенно по – комедиански, я сильно впечатлилась и даже всерьез забеспокоилась за психическое здоровье брата. Что ни говори, а друзья у него обычно были приличные, воспитанные, без лишней дурости и тупых заскоков. А тут фрик.
Но проглотила вопросы и как всегда закрылась в своем куполе. Конечно, я тогда еще не знала, что Лео является счастливым обладателем всепробивающего голоса с очаровательными визжащими интонациями, которые кого угодно заставят проникнуться тем, что он этим голосом рассказывает.
Стоит ли говорить, что волна этих криков заставила и меня вздрогнуть от удивления и пришедшего за ним раздражения. Я как раз пробивалась сквозь труднопонимаемый мир Данте, как громкий высокий голос заверещал:
– …Представляешь! Умудрилась слечь с воспалением, тогда как у нас спектакль на носу! Дура! Я столько сил вложил! Теперь всё пропало, вся моя работа, весь труд! Где мне, спрашивается найти пианиста, который за неделю сумеет выучить эту партию? Bordel de merde! Putain! – послышались ругательства на французском.
– Не кипятись, Лео! Что за беда – поставь запись и дело в шляпе.
– Запись? Запись? Лучше сразу из театра уходить! Чтоб мой спектакль, да под запись шел…? – возмущению Лео не было предела. Впрочем, как и его самооценке. Однако же, как быстро забилось сердце при одном только упоминании слова «пианист».
– А что, и правда сложная партия?
– Да уж не для середнячка… школяр за неделю не осилит, а все мои талантливые знакомые пошлют меня лесом-полем, заикнись я о таком труде за неделю, да еще и за те жалкие гроши, что мы платим… тут нужно чудо не иначе! – я представила, как он театральным жестом закрывает глаза рукой.
– Чудо, говоришь, Лео? А если я тебе скажу, что есть у меня одно на примете? Правда она не очень коммуникабельная, но ведь там и не требуется языком вроде чесать?
Я взволнованно прижалась к стенке ухом. Неужели он серьезно? Серьезно предложит ему меня?
– Что? – взволнованно взвизгнул Лео. – Есть пианистка? У тебя есть пианистка? Что же ты молчал? Где она? Я хочу ее немедленно!
– Тише-тише, притуши поленья! Говорю же, она необщительная у меня, так что будь посдержаннее, что ли…
– Да всё что угодно ради моего спектакля!
– Зин! Дело есть!
А я уже неслась к ним сама, понимая, что у меня появился маленький шанс дотронуться руками, в самом буквальном смысле, до моей мечты. Мои пальцы тут же радостно затрепетали, предвкушая забытое уже ощущение холода клавиш и шершавости нотных партитур. Сердце стучало, душа ликовала, и я была согласна на любые условия. Даже если мне придется работать с этим странным фриком.
Договорились мы быстро. Миша потом смеялся, что это напоминало встречу двух страстно озабоченных своей целью фанатиков, которые только и могли, что думать о том, как побыстрее добраться до желаемого.
