Серьезная беседа уступила место пустякам и милым дружеским колкостям, а потом замерла, как туман над рекой, когда мы принялись за принесенный ужин. Я уловила момент, когда недоверие в глазах парня сменилось удивлением, а после удовлетворением, и поняла, что суп – таки удался, а китаец, стоящий в стороне и напряженно следящий за Северским, получит сегодня свою плату за потрясающе приготовленную пищу.
В какой-то момент я почувствовала себя до неприличия счастливой и тихо грелась о лучи этого чувства, понимая, что тревоги теряют свою значимость, стоит мне оказаться рядом с Маратом Северским. Он что-то говорил, а я улыбалась и не понимала ни слова, ловя взглядом блеск его глаз и кривую усмешку, пропитываясь спокойными интонациями его голоса и замирая от каждого движения в мою сторону. Эта внутренняя трепетность была родственна тому, как временами меня трогала особенно замечательная музыка, заставляя забывать обо всем и слушать, слушать без остановок и мыслей о чем-либо кроме.
Но сказки ведь принадлежат книгам, как и невероятные истории любви, а в реальности всё это разрушается о медленно открывающуюся дверь или звон дверного колокольчика.
Алена Елисеева в сопровождении неизвестно мне девушки приятной наружности приземлилась за столик в глубине небольшой кафешки и, может быть, не обратила бы на нас никакого внимания, если бы я, по нелепой случайности, не уронила бы ложку, которой размешивала чай, на пол. Девушка мельком глянула на нас, снова вернув взгляд в меню, но спустя миг медленно подняла глаза и посмотрела долгим взглядом на меня, а затем на Марата. Она сидела так несколько секунд, а потом что-то сказала своей спутнице, которая тут же кинула в нашу с Северским сторону заинтересованный взгляд, задержав его на парне, Елисеева же поднялась и направилась к нашему столику. Марат тоже заметил ее, и его глаза, как мне показалось, потемнели, но трудно было сказать насколько он рад или не рад присутствию девушки – этот парень едва ли не на каждого смотрел морозными огнями, а по моим наблюдениям Алена Елисеева частенько присоединялась к кампании друзей и, может быть, была их близкой подругой. Скорее всего, Северский был не рад, что она увидела нас вместе, потому что нелепые слухи, поползшие после того, как кто-то развесил в университете наши фотки, распространились и не сходили с уст, несмотря на то, что мы с ним не давали ни единого повода усомниться в том, что мы даже не дружим. Теперь же, когда Елисеева застала нас вместе в кафе, мы оказались в крайне щекотливом положении, ставившем под удар выстроенную схему защиты от несправедливых нападок со стороны одногруппников.
Алена мило улыбалась и смотрела на нас пытливо и показательно – наивно, но где-то в глубине взгляда скрывались заинтересованность и что-то похожее на угрозу.
– Надо же, какая встреча, – радостно сказа она, присаживаясь рядом с нами и улыбаясь до ямочек на щеках, – А вы тут… ужинаете? – обвела она взглядом наш стол и заглянула Северскому в глаза, а потом задала по-настоящему волнующий ее вопрос, – У вас свидание? Неужели слухи были правдой?
Северский не спешил с ответом; прежде он глянул на меня, замершую и не знающую, как на всё это реагировать, потом удостоил коротким взглядом очередную мятую салфетку в моих пальцах, задумчиво повел головой и только потом посмотрел на Елисееву.
– Не терпится разнести очередную сплетню? – поинтересовался он у девушки, даже не делая попытку вежливости.
Елисеева тревожно нахмурилась, но продолжила мило улыбаться.
– Что ты, Марат! Просто любопытно, вы ведь тут вдвоем, ужинаете, вот я и подумала… Хотя, о чем это я, помню, ты говорил, что не ходишь в кафе с девушками… Не знаю, какие у вас дела, это и не важно, просто хорошо, что мы столкнулись, – она кокетливо облокотилась на стол, придавая голосу загадочность и вперив в Северского хитрый взгляд, – Я хотела тебе кое-что сказать, – опустила она глаза вниз, а потом стрельнула ими в меня, как бы намекая, что я здесь лишняя. Северский не оценил, откинулся на спинку стула и снова посмотрел на меня.
– Говори и уходи. Ты верно заметила – мы вдвоем, и ты здесь лишняя.
– Но я бы хотела наедине…
Я, было, встала, чтобы оставить их одних – мне все равно было не по себе в присутствие девушки, но рука Северского успела быстрее, и рывком вернула меня на место. Я недовольно посмотрела на Марата, который сжимал мое плечо; Елисеева тоже смотрела на его руку, и тревога в ее глазах перерастала в решимость – она еще шире улыбнулась и пожала плечами.
– Ладно, пусть слушает. Марат, я подумала, и решила принять твое предложение, – рука на моем плече утеряла твердость и соскользнула вниз.
– О чем ты? – спросил Северский.
– Ну помнишь, тогда, возле столовой, ты сказал… предложил… к тебе… Я повела себя глупо, но теперь всё взвесила и решила, что это то, чего я на самом деле хочу, – закончила она, повергая в удивление и парня, который, кажется, совсем не ожидал такого поворота, и меня, начинающую понимать, что я вернулась из сказки в реальность, в которой была чужда миру Северского и его друзей. Что бы там ни двигало Маратом, когда он раз за разом помогал мне, я точно не хотела однажды вот так же унижаться перед ним, чтобы получить немного внимания, в котором до черта пошлого и едва ли есть хоть толика теплоты.
Никакая сила, быстрые руки Северского или его холодный взгляд не смогли бы меня остановить и заставить усидеть на месте. Я оставила их и ушла в уборную, чтобы остудить пылающие щеки пригоршнями воды и подумать о собственном сердце, ревниво и болезненно сжавшемся от понимания ничтожности своего положения. Не стоило привязываться к человеку, который наверняка мог предложить мне только то, что сейчас, несомненно специально продемонстрировала мне Елисеева; не стоило ехать к нему домой и провоцировать наше сближение – неминуемые последствия в виде разбитого сердца не шли ни в какое сравнение с тем, что я могла бы оказаться на месте Алены, борясь за крохи внимания мрачного Северского, который едва ли мог бы измениться ради тихой и неприметной Зины Шелест.
Поэтому, когда я, наконец, решилась вернуться в зал и сесть рядом с уже оставшимся в одиночестве Северским, отметив, что и Елисеева и ее спутница куда-то испарились, я была по-настоящему отрезвлена и не собиралась сходить с выбранного мною пути.
– Хочешь что-то спросить? – поинтересовался у меня парень, наблюдая, как я залпом выпиваю стакан вишневого сока.
– Совсем нет. Спасибо, ужин был вкусным, – едва заметно улыбнулась я, косясь в окно.
– Зина, я должен…
– Не должен, – поступаясь собственной манерой поведения, оборвала я Марата. Кажется, он ждал каких-то объяснений, но я просто молчала. Ждала и молчала.
– Скажи хоть что-то, – холодно протянул он, не отрывая от меня взгляда.
– Я боюсь тебя. Боюсь того, что если сегодня поеду к тебе, это никогда не прекратиться – ни чужие взгляды, к которым я так и не привыкла, ни совершенно чуждые мне частицы твоей жизни, которые больно меня ранят. Честно говоря, я до сих пор не до конца понимаю, зачем ты всё это затеял, зачем помогаешь мне? Ты совершенно точно не бесчувственный и не такой холодный, каким кажешься, но то, что ты способен заморозить ранее разгоряченное тобой сердце, я знаю совершенно точно. Я не хочу идти к тебе, потому что не хочу чувствовать себя одной из них, – я вспомнила Тихомирову, Елисееву и других девушек, замеченных в близких отношениях с Маратом, – Ты опасен, ты сам мне это показал, с тобой нужно считаться, и я не уверена, что мне нравится каждая из сторон твоей жизни, чтобы довериться тебе полностью.
