Угроза прошла мимо, а вот до мордобоя пришлось опуститься – уж очень мне не понравились его руки у меня на теле. Я вообще люблю, когда меня лапают исключительно с любовью и исключительно существа женского пола. Так что Демидову пришлось ответить за свои действия и убедиться, что я, хоть и не Ромашко, но далеко не безобиден. И вряд ли бы он отделался только парой фингалов, если бы не прибежала охрана кафе и не принялась нас разнимать, под напуганными взглядами немногочисленных посетителей.
Пришлось оставить до неприличия большие чаевые, чтобы не осчастливить себя пребыванием в полиции, и заплатить за разбитую посуду, а потом под бдящими взглядами охранников разойтись в разные стороны, смиряя друг друга холодными взглядами, обещающими, что еще ничего не кончилось, но стало только напряженнее.
Оставалось надеяться, что я был прав, и Зина действительно доверяла мне в той мере, в какой я понял ее слова о заботе, удивившие меня своей искренностью и теплотой, потому что иначе тандем Шелест – Демидов мог убедить ее, что общение с плохими мальчиками, вроде меня, может довести до беды.
И самое паршивое, что они бы оказались правы.
– Север…, – начал было в машине Королев, но я пресек его попытки воззвать к моей совести холодным взглядом.
– Давайте без нотаций, – скривился я. – Сам разберусь.
– Значит, козырь? – протянул Ромашко, разглядывая меня, заинтересованно выискивающего что-то в телефоне.
– А что, похоже, чтобы было что-то другое?
Я нажал на нужную иконку. В машине заиграли звуки музыки, которая заставила друзей удивленно воззриться на меня.
– Что думаете? – спросил я у удивленно притихших друзей.
– Что ты спятил, – убежденно подал голос Королев.
– Да не обо мне, о музыке.
– Север, ты щас реально хочешь от нас услышать критическую оценку непонятно почему появившейся в твоем плейлисте классической композиции? Тебя что, этот тип так сильно приложил, что крыша поехала?
– Ладно, забейте, – так же быстро заглушил я неожиданно откуда взявшийся порыв копнуть глубже и что-то для себя прояснить в моих отношениях с появившейся в моей жизни бледной девушкой Зиной. Но я совершенно точно слышал, как Ромашко, молча смотревший на меня, а потом с загадочной улыбкой отвернувшийся, пробормотал: «Как же, козырь» под затихающие звуки ми бемоль мажорной прелюдии Рахманинова.
***
Забавно, что жизнь, точно калейдоскоп, – один поворот и новая палитра вариантов. Несколько месяцев назад я и предположить не могла, что вид Васи, моего милого, доброго и любящего Васи, может вызывать у меня только горечь и недовольство, и окажется, что мне нравится проводить время в мрачном обществе холодных зеленых глаз и нетронутых улыбкой губ. И что даже горячо любимый брат не сможет уговорить меня остановиться и не нестись сломя голову, как тяжелый магнитный шарик в воронку, покрытую льдом и припорошенную снегом.
Как будто из стремительно несущего меня колеса жизни выскочила спица и пронзила в самое сердце, выбивая острием остатки прошлого.
Я смерила Васю грустным и хмурым взглядом и досадливо покосилась на Соню, сидевшую, подперев рукой голову. Она с интересом переводила глаза с Васи на меня, постукивая по щеке пальцами.
– Что ты здесь делаешь? – спросила я у застывшего парня.
– Хочу поговорить, – он покосился на Мармеладову, а потом опустился на свободный стул, вперив в меня горящий взгляд. – Прости, – обратился он к Соне, которая понимающе прищурилась. – Можно тебя попросить…
– Самоустраниться? Наглый мальчик! Но я пришла сюда с Зиной, так что только с ее подачи и никак иначе! Зин, ты как? – с застывшей в глазах тревогой поинтересовалась она у меня, готовая, по-видимому, пинками выгнать моего бывшего парня из кафе, если потребуется.
Наверное, я все же немного мазохиста, как верно однажды заметил Северский. Потому что едва ли я хотела сейчас сидеть и выслушивать что бы там не заготовил для меня Вася, но посмотрев в его глаза, попалась на боль, и решила, что смогу перебороть себя и ради нашего общего прошлого выслушать, надеясь, что это случается в последний раз. Поэтому я кивнула Соне, понимая, что как бы ни закончились наши с ним отношения, нужно уважать личное, и не позволять превращаться в шоу тому, что касается только двоих, выставляя напоказ грязное белье, как любят сейчас делать окружающие.
– Чай не дурак, всё понял! – поднялась Соня. – Но если что – свисти, буду рада помочь! – пробуравила она взглядом Васю, как будто угрожая. – И это… подумай о предложении моей бабушки.
Я снова кивнула под ее взглядом, который горел надеждой, и чуть-чуть улыбнулась, когда она, послав мне воздушный поцелуй, упорхнула, унеся с собой часть красок жизни, словно проходящий мимо карнавал, который оставляет после себя лишь воспоминание и желание бросить всё и кинуться вслед за праздником жизни. Сказочная птица в железной клетке.
Но моя клетка была не менее удручающей. Хотя сейчас, когда жизнь попала в русло изменений, я понимала, что кто-то очень щедрый протягивает мне сквозь толстые прутья напильник, давая возможность выбраться и расправить крылья, вспорхнув в желанную лазурь небес.
– Как ты меня нашел?
– По телефону, я до сих пор могу отслеживать твое местоположение по геолокации…Зина! – нагнулся ко мне Вася и жадно провел по мне глазами. – Я расстался с Тихомировой. Больше нет ее! Понимаешь?
– Рада за тебя, – с неожиданным равнодушием отозвалась я. Да и он был не настолько глуп, чтобы ждать от меня радостных воплей или того, что я кинусь в его вновь раскрытые для меня объятия.
– Жестокая, что ты со мной делаешь! Нет, не так, прости, – он закрыл глаза рукой и привычным жестом взъерошил голову. – Я всё понял. Каким был жалким, что разменял тебя на пустоту, фальшивку. Продался, как шлюха, почувствовав запах денег, – с горечью усмехнулся он. – Всё бы отдал, чтобы вернуть… Холодно, без тебя так холодно. Возвращайся, Зин! Хочешь, откажусь от всего? Любое слово, милая, и я сделаю всё, как ты скажешь! Только вернись! У меня здесь болит, – он устало коснулся рукой груди. – И я каждое утро боюсь, что не проживу очередной день. Раньше думал, что так не бывает, когда кто-то становится целой вселенной… глупый, привык, что ты всегда была рядом, грела меня, заботилась… Мне бы только еще один шанс, – он с надеждой заглянул в мои глаза, впрочем, не пытаясь приблизиться или схватить за руку. – Всё исправить, сделать как надо. Зина, пожалуйста, скажи, что–нибудь, не смотри так холодно!
Для кого-то чувства – это сосуд, который можно разбить, а потом склеить и посадить в него кустистое растение, чтобы скрыть трещинки. Для кого-то игра, в которой предательство – нормальная часть действия, необходимый уровень, чтобы подняться выше и получить заветный приз в виде счастья. Как по мне, любовь – это ягода. И кривое пятнышко от расплющенного кем-то шарика, склеить никак нельзя. Можно только медленно, прилипая ногами к мокрому пятну, выходить за его пределы, постепенно избавляясь от приторно-сладкого запаха, очищая от него тело, и если повезет, найти новую ягоду. А возвращаться назад – значит вступать в липкое пространство грязными ногами, марая когда-то красивую субстанцию.
