– Вам нужно в больницу, – негромко говорю я. Не знаю, что держит меня на месте – жалость или желание спрятаться от собственной боли, но я остаюсь и обеспокоенно слежу за тем, как подрагивает от смеха грудь незнакомца. Он снова хрипло кашляет.
– Могила меня вылечит, – смотрит на меня и добавляет с кривой усмешкой. – Забей, крошка, я же гребанная собака, и на мне все заживает также быстро! А если и нет, то я даже рад буду сдохнуть! – он внезапно широко улыбается, морщась при этом от боли. – А я Сережа, – внезапно протягивает мне руку.
Я не спешу давать ладошку в ответном жесте, но парень сам схватывает ее и пожимает, а потом подносит к губам и быстро целует, оставляя каплю крови.
– Зина, – все же отвечаю я, изнывая от желания спрятать свои руки как можно дальше. Я не люблю чужих прикосновений, мне становится неприятно, когда кто-то отдаленно знакомый трогает меня, даже в дружеском порыве, меня коробят случайные касания, но особенно я не люблю прикосновений к своим рукам.
– Очень приятно, Зина, – улыбается парень, а я хмурюсь, понимая, что мне не нравятся быстрые смены его настроений. Он совсем не похож на пьяного, но что-то с ним не так – возможно, это болевой шок. А в том, что парень недавно побывал в драке, нет никаких сомнений. – Не бойся меня, – говорит он, словно читая мысли. – Просто так вышло, что у меня сегодня праздник, а я вот… один, – мрачно хмыкает он и снова пьет воду.
– А как же родные?
– Родственники? – переспрашивает он и хмурится. – Это ты про мать, которая бросила меня, едва я успел родиться или про отца, который бил меня, а потом закрывал в шкафу, чтобы развлечься с очередной шлюхой? А может быть про сводную сестрицу, которая клялась, что любит, а потом легла под богатенького друга отца? Как тебе такая семья, Зина? Думаешь, мне стоит пригласить их на вечеринку с тортом? И сюрприз устроить, чтобы не скучали? Как думаешь, моя мать любит сюрпризы? А может она и торты не ест, я ведь не в курсе, Зина, понимаешь, какая штука, я даже лица ее не помню. Может, она уродливой была, такой уродливой, что смотреть страшно – вот отец и избавился от нее, чтобы не видеть. Только вот от меня избавиться не получилось. Думаешь, он был так жесток, потому что она ушла? А потом пригрел эту сучку с ее отродьем… Знаешь, она была прекрасна, моя сводная сестра, никого красивее не встречал! Она проникла в мою жизнь, делала вид, что понимает, заботилась, говорила, что любит, свела меня с ума, заставила поверить… Нет, Зина, родных у меня нет.
– Мне жаль, – отвечаю я, неожиданно оглушенная болью признания. Собственные проблемы показались ничтожными, по сравнению со страданиями этого незнакомца.
– Да ну? – недоверчиво тянет парень и скалится. – А я думал, Зина, тебе плевать, как и всем, – он заглядывает мне в глаза, а я отворачиваюсь, неожиданно смущенная правотой его слов. Ведь что ни говори, а человеческая жалость ограничивается крайне узким кругом лиц; что до остальных, то можно выбрасывать на ветер сколько угодно слов и пытаться участвовать в чужой судьбе, делая вид или искренне желая помочь, но это быстро заканчивается и человек остается наедине со своими проблемами и бедами. Словесный альтруизм создает призрак помощи и дает ложную надежду – на деле это лишь туман, который рассеивается с рассветом. – Не бери в голову, девочка, – улыбается парень и смотрит на экран, где происходит какое-то драматическое событие. – К одиночеству привыкаешь – а что еще остается делать? Просто иногда накатывает волнами и сминает, давит, расплющивает, так, что дышать становится невозможно. Понимаешь? И я ничего не могу забыть и ничего не могу вспомнить про нее! Смотрю на тебя, Зина, и сквозит в глазах что-то похожее, а как пригляжусь – нет, совсем не она… Понимаешь?
Интересно, что судьбы двух совершенно непохожих людей, которым, казалось бы, следует жить в своих разным мирах, могут так случайно переплестись одним осенним вечером в старом кинотеатре на далеко не самом популярном сеансе кино. Сюжет достойный атмосферного и загадочного философского фильма, как по мне. И может быть именно эта слишком уж невероятная череда случайностей заставляет меня проникаться жизнью этого человека. И понимать. Поэтому я киваю под его пронзительным и выжидающим взглядом.
Он улыбается.
– Я сегодня планировал послать все к черту и броситься с моста… А оно вон как вышло – тебя встретил. Не иначе судьба привела, – тихо смеется он и в который раз хрипло закашливается, а потом прочищает горло водой. – Как думаешь?
– Думаю, что бросаться с моста холодно и мокро.
– И то верно… Зина, а знаешь что? На – выпей за мое здоровье! – протягивает он мне свою бутылку с водой. – Крепче ничего нет, уж прости, – разводит он руками. – Нет, правда, я не шучу, – хмурится он на мою нерешительность, – я ведь могу и передумать, а как не крути, моя гребанная жизнь теперь на твоей совести!
Я не знаю, что надо сделать, чтобы череда неожиданных событий в моей жизни сошла на нет, но, надеюсь, что эта абсурдная забота о чужой жизни, нелепая игра, настигшая меня посреди маленького темного зала, зачтется плюсиком в карму и заставит мир Зины Шелест перестать крутиться. Была не была, как говорится.
Вода сладковата и солена одновременно, достаточно приятна на вкус и оказывается очень кстати – я и не заметила, как успело высохнуть в горле. Поэтому я делаю несколько больших глотков и возвращаю бутылку Сереже, который неизвестно почему улыбается и таинственно посверкивает глазами. В который раз отмечаю его странное поведение, списывая его теперь на трудный жизненный период, и облокачиваюсь на сиденье, погружаясь в неизвестно откуда взявшуюся приятную теплоту, уютным коконом окружающую мое тело.
Десять минут, двадцать… мы молчим ужасно долго, погружаясь в терпкую сладковато-соленую атмосферу. Я вдруг увлекаюсь фильмом и смеюсь над шутками и слышу, что парень тоже заразительно смеется рядом со мной. Мы смотрим друг на друга и понимаем. Чувствуем. Нам весело. Нам грустно. Нам нужно распахнуть свои души, раскрыть створки и выпустить накопившееся напряжение.
Мы поднимаемся одновременно и окрыленные шагаем к выходу. Сережа уже не кажется мне странным и чужим, наверное, я уловила его сущность, смогла прощупать тонкую грань между его одиночеством и бездной, и умело вклинилась в это пространство негаснущим лучом. Это даже не родство душ – это нечто большее, взаимопроникновение и слияние двух разных вселенных в одну. Впервые я ощущала столь грандиозный размах жизни, впервые настолько остро чувствовала свое существование – ощущения на границе реальности, заставляющие летать. Одиночество? Забудьте – мы больше не был одиноки, только не сегодня, не в этот час и не в этой, впитавшей нас новой вселенной.
И яркая, почти слепящая вспышка озарила меня всю, заставив желать большего – я хотела, чтобы моя полётная душа творила невероятное, я могла создавать шедевры, или нечто большее, мои кончики пальцев искрились, томились и ныли от желания коснуться гладкой черно-белой поверхности. Может быть, именно ради этого момента я и жила всю свою жизнь.
Сегодня, сейчас, все должны узнать про Зину Шелест и ее волшебные руки!
