– Про Дюпона слышал уже?
Спрашивает так, как будто непричастен к недвусмысленному посланию, которое передали нам с Барином. Но не факт. Татарский – чертова муть, в которую лучше не залазить, если не хочешь потонуть в жидком смрадном болоте.
– Слышал.
– А про то, как он феерично ткнул носом в гавно Зарубина?
А вот это интересно. Марк Зарубин известная личность в стрелковом мире, но принадлежит к другому кругу заинтересованных. Мы не встречались, но я наслышан, что парень рассекает пулями пыль. Интересно было бы сойтись с ним, но никто из нас особо не рвется выходить за устоявшуюся территорию.
А французишка не так уж и прост.
– И что? – это и близко не объясняет на кой черт я понадобился Татарскому.
– Не интересно? А мне вот стало, – потянул парень, засовывая в рот очередную подушечку орбита. – Навел справки и выяснил, что лягушатник рвется в нашу обитель и особенно скулит по твою душу. Знаменитый Север, – насмешливая интонация стеба, а далеко не уважения.
– Пусть скулит, мне-то что?
– Север, – внезапно нагнулся ко мне парень и обдал омерзительным запахом клубники, заставляя меня скривиться, – не надоело под Барином ходить? Отваливать ему за свои заслуги? Не хочется без левых, по собственному наитию выступать? Беспроцентная выручка? Эй, парень, – он облизал губы, которые теперь тоже наверняка покрылись клубничным запахом. Зачесались руки разбить эти губы в кровь. – Дело такое, что после будем в зелени плавать и захлебываться. Спонсоры на игле уже… Ты – против Дюпона.
– Татарский, ты мне предлагаешь Сокола с Барином мимо пустить? – вот уж не думал, что он настолько сволочной гад.
– Скорее оставить в блаженном неведении. Да ладно тебе, всё гладко сделаем! А если тебя деньги не мотивируют, так подумай о своей незаменимости. Не хочешь узнать, кто из вас лучше? А то птички вовсю поют о его гении, да и Зарубин не лох, мягко говоря.
– Да пошел ты! – выплюнул я и поднялся с места. Этот придурок и правда думал, что я соглашусь? Захотел бабла на мне поиметь, понимая, что сам с Дюпоном не справится? Впечатать бы его прямо в барную стойку… – Ты, хренов лягушатник и Сокол твой! И предложение свое засунь…, – настойчиво зазвонил телефон, заставляя меня отвлечься от созерцания скривившейся морды Татарского, которого отнюдь не понравилось, как, с кем и куда его послали. На экране высветилась фамилия Ромашко. Как будто чувствует, когда нужно звонить – этому парню только свистни, прилетит и с одного удара отправит Татарского в нокаут, не забывая при этом мило улыбаться. – Еще раз мне подобное предложишь, и придется искать тебе замену. Запомни, Татарский, – сволочь здесь только ты, – ухожу, оставляя его недовольно и задумчиво смотреть мне вслед, одновременно поднося к уху телефон. Видимо, раздражение в моем голосе слышно даже на расстоянии, потому что Паша сразу становится серьезным:
– Что случилось?
– Забей! Вечные склоки с Татарским, – недовольно отзываюсь и двигаюсь по направлению к машине, которую оставил недалеко от клуба.
– Понял. Если что, ты знаешь мой номер, – я слышу ухмылку в его голосе.
– Едва сдержался, чтобы не набрать, – криво ухмыляюсь. – Удалось что-нибудь узнать? – подозреваю, что звонит друг именно поэтому. У Ромашко в знакомых затесались личности, которые за нехилое вознаграждение согласились пробить мне брата Шелест и всё, что с ним связано, а также лягушатника заодно.
– Пока мизерно. Миша Шелест, как оказалось, связан с Василием Куровым, уже Демидовым, у них общий бизнес. Там все чисто, вроде. Не знаю, в курсе ли новоявленный сынок об увлечениях на стороне своего партнера, но тот, похоже, серьезно настроен добраться до ваших игр, и Демидов служит ему подушкой безопасности и козырем одновременно. Сейчас улетел в Париж, видимо, договариваться с Дюпоном, ну или его сутенером…
– Ясно, – ничего нового, кроме того, что, возможно, младший Демидов и Шелест действуют заодно. – А что француз?
– Да божий одуванчик, Север! – хмыкает Паша. – Агнец пресвятой, я бы сказал! Любит стрелять и идет по струнке, куда скажут, думаю, он вообще просто пешка в руках окружающих его охотников до бабла.
– Дойная корова.
– Ну не без этого. Не знаю, что у них там еще за козырь есть, но пока не вижу ничего опасного для тебя… А, и еще, есть там одна личность, которая имеет отношение и к Шелест и к Дюпону, правда пока не ясно каким боком, и вообще связан ли с этим делом, но факт в том, что с обоими имеет связи.
– Кто? – я подхожу к машине и снимаю сигнализацию.
– Коля Шурупов, – смеется Ромашко, и я тоже усмехаюсь. – Не поверишь, театрал какой-то, с псевдонимом Леопольд Владленский, ставит вшивые спектаклики в захудалом театре. Маловероятно, что он при делах, но проверим.
Моя рука замирает на ручке двери. В голове всплывают неприятные воспоминания о высоком визжащем голосе. «Бывай, Лео». Я, конечно, не в курсе, чем занимается Зина Шелест, и почему она так рвалась работать в состоянии близком к обморочному, но совпадение крайне меткое. Если ее босс и есть Леопольд Владленский, то всё оборачивается в какую-то непонятную для меня сторону. Почему-то не хочется думать о том, что девушка замешана во всем этом дерьме. Она показалась мне слишком далекой от всего этого.
– Север? – пауза затянулась, и Ромашко ждет моей реакции.
– Спасибо, Паш, буду должен.
– Сочтемся, – лениво отзывается парень. – Кстати, Север, – его голос приобретает какие-то странные нотки, наполненные звенящей тревогой и иронией. Опасная смесь, которая сразу меня настораживает, – ты, часом, в институте не мелькал сегодня?
– Ромашко, хочешь меня пристыдить за пропуски? – усмехаюсь я.
– Окстись, Север, сам нечист, чтобы других учить! – смеется он.
– Что тогда? – любопытно, что такого могло произойти за сутки моего отсутствия.
– О, ты пропустил грандиозный раздрайв! – восторженным тоном говорит Пашка. У меня звонит вторая линия. Мельком гляжу на входящий и вижу знакомое имя. Придется узнать, что так возбудило друга потом, вряд ли это что-то важное. Институт не то место, где случаются грандиозные вещи.
– Ладно, Ромашко, потом, у меня важный звонок.
– Эх, Север, ты лишаешь себя счастья по-настоящему удивиться чему-то в этой жизни. Только не говори потом, что я не пытался тебе рассказать! – он с подозрительно довольным смешком отключается, а я отвечаю другому абоненту, попутно направляясь к двери того самого «захудалого» театра. Не знаю, что я хочу там найти, но почему-то именно сейчас мне кажется крайне важным оказаться в маленьком темном зале, и убедиться, что там нет ни Зины Шелест, ни Коли Шурупова.
– Соня, что-то случилось? – спрашиваю я. Если мне звонит эта девушка, то зачастую ей оказывается нужна моя помощь. Но когда она отвечает, я сразу понимаю, что все нормально, по крайней мере, у нее, – интонации ее голоса я уже давно читаю без лишних вопросов.
