Единственным утешением оставалась библиотека, которую я посещала еженощно, наплевав на риск быть пойманной командором или хранителем. В связи с этим, мой распорядок дня капитально изменился: после обеда я направлялась в ложный архив, где два часа добросовестно читала всякий хлам, после этого я возвращалась в башню, поднималась на смотровую площадку и до самой темноты упражнялась с мечом. Одна. На тренировку, которая должна была состояться на следующий вечер после появления бродяги, Айс так и не явился. Я не стала напрашиваться, и с тех пор тренировки проходили под аккомпанемент свиста ветра в брешах крыши и скрип мусора под ногами.
Когда темнело, я возвращалась в комнату, отогревалась у очага, флегматично жевала потерявший вкус ужин и снова поднималась на площадку. Проводила там еще пару часов, выжидая, пока нелюди улягутся спать, тихо спускалась вниз и шла в замок. Найти площадку с чудовищем-инвалидом не составляло труда — ноги сами вели меня к ней, хотя я была готова поклясться, что каждый раз площадка оказывалась в ином месте, словно кочующий цыганский табор. Добравшись до железной двери, я некоторое время топталась, прислушиваясь к мечу. Если клинок оставался спокоен, можно было смело входить, если рукоять чуть подрагивала или нагревалась — следовало обождать. Этот своеобразный индикатор присутствия сабиров никогда не подводил. Иногда я часами сидела около двери, в ожидании, когда же, наконец, его превосходительство закончит свою работу и мне будет позволено войти.
Зато потом мое терпение вознаграждалось сторицей. Стоило попасть в библиотеку, как я забывала обо всех неприятностях: об Айсе, чье наполненное ядом и презрением «пожалуйте, сабира» мне приходилось выслушивать трижды в день — во время завтрака, обеда и ужина, об оборванце, чей взгляд жег затылок не хуже паяльной лампы, о командоре, что мог в любой момент заявиться сюда за некстати забитым пергаментом. Все тускнело и уходило на второй план. Я полностью погружалась в поиски ответов на многочисленные вопросы.
Прежде всего — Ворон. Благо, с ним была связана половина содержимого хранилища — все вещи на столах и стойках когда-то принадлежали ему, и терпеливо собирались сабирами в течение долгих лет. Закрытый мемориал имени Ворона.
Во-вторых — я искала малейшие упоминания о людях, случайно попавших в этот мир. И, если в случае с Вороном материала было хоть учитайся, то на эту тему мне не удалось раскопать ни одного свитка. Единственное, на что я наткнулась, так это на перевод древней рукописи одного из племен ольтов, которые в то время жили почти на всем пространстве от побережья до Аметистовых гор. Рукопись гласила, что «сабиры появились». Не приплыли из-за моря, не спустились с неба на летающих островах, не пришли со стороны пустыни — просто «появились». Как я.
Я попыталась представить мир, из которого переселились, а вернее сказать, бежали (ведь когда люди уходят целыми народами, это значит, что они бегут от чего-то, оказавшегося сильнее, чем они) эти нереально красивые сабиры. Одно было понятно точно — в моем мире таких не водилось. Мелькнула мысль об Атлантиде, но тут же была отброшена за несостоятельностью.
В-третьих — «предавший». Здесь меня тоже ожидало фиаско. Ни один документ не мог дополнить историю, рассказанную Дэвом. Жил, предал, был награжден, убит — все пергаменты повторяли одно и то же.
Дважды меня чуть было не поймали. Один раз командор решил посетить библиотеку под утро, и мне пришлось в экстренном порядке прятаться под стол, откуда я посылала на голову его превосходительства все мыслимые и немыслимые проклятия. Во второй раз в библиотеку сунулся старикашка-хранитель, о чем меня заблаговременно предупредили его шарканье и надрывный кашель, дав возможность быстро нырнуть за железную дверь.
Все опасения насчет обратной работы мозаики оказались напрасны — она исправно выпускала и впускала меня в любое время — иногда мне казалось, что сам замок почему-то проникся ко мне симпатией и старается помочь.
В одну из таких ночей, когда я в унынии сидела у двери, ожидая, когда уйдет командор, и сортировала в голове загадки в алфавитном порядке, клинок за спиной вдруг дернулся. Обычно индикатор вел себя вполне прилично, за исключением тех моментов, когда оборванец приближался ко мне ближе, чем на метр. Удивленно пожав плечами, я потрогала рукоять и даже сквозь толстую кожаную обмотку ощутила, насколько она холодная. Будто кто-то проморозил меч до самого нутра, а потом привесил мне на спину.
— И что у нас плохого? — с интонацией персонажа любимого мультика спросила я.
Клинок снова дернулся, на сей раз стараясь указать направление — вверх. Я послушно поднялась обратно к мозаике.
— Теперь куда?
Меч дернулся влево, указывая на один из боковых проходов, и похолодел еще больше, если такое в принципе возможно.
— Слушаюсь, товарищ прапорщик, — мрачно отрапортовала я. Чувствовалось, что посиделки в библиотеке отменяются.
Следуя указаниям клинка, я петляла по коридорам, сворачивала в какие-то незаметные проходы и коридоры, спускалась, потом опять взбиралась по узким лестницам, пока не оказалась в маленькой тесной комнатушке с зарешеченным окном, выходящим в подсвеченный луной заброшенный сад между замком и башней нелюди. Комнатушка использовалась, как кладовая для всякого мусора. Толстый слой пыли, покрывающий окно и пол, убедительно доказывал — соваться сюда любителей не нашлось. Плотно прикрыв за собой дверь и оставшись практически в полной темноте, не считая мутного пятна окошка, я чуть погладила эфес, который уже покрылся изморозью:
— Что дальше?
Меч мягко, но настойчиво подпихнул в сторону окна.
— Понятно, командир, значит, будем вести наблюдение.
Устроив сиденье из каких-то старых ящиков, я стерла с небольшого кусочка стекла пыль, и приникла к импровизированному глазку, словно стрелок к амбразуре. Отсюда была видна часть заброшенного парка: несколько покрытых снегом деревьев, низкая каменная скамья и остатки железной решетки, когда-то ограждавшей дорожки.
Ждать пришлось долго.
Откуда-то сбоку появился человек в длинном до пят меховом плаще с капюшоном. Он осторожно пробирался по глубокому снегу прямо к скамейке. Дойдя до нее, он огляделся и стал нетерпеливо расхаживать взад-вперед, то и дело поправляя плащ. Это продолжалось минут пять. Потом человеку надоело ходить, он уселся на скамейку и откинул капюшон.
— Белоснежка, — чуть слышно выдохнула я. Клинок предупреждающе прижался к спине, приказывая наблюдать внимательнее и, желательно, молча.
Тем временем, девушка на скамейке теряла терпение. Она то и дело поправляла и без того идеальную прическу и постоянно поглядывала куда-то вбок — наверно, оттуда должен был прийти тот, ради кого Белоснежка топталась на морозе.
— Ты что, волок меня сюда, чтобы я лишний раз убедилась в ветреной натуре Лайона? Так это и так всем из...
Меч некультурно перебил меня, огрев рукоятью по затылку.
— Вняла и заткнулась, — прошептала я, вернувшись к созерцанию представления за окном.
