Да, ему было хорошо с Мэри. Пожалуй, Мэтт даже мог бы сказать, что ему с ней было лучше всех. В сексе – точно. Во всём остальном – тоже да, но некую отстранённость он всегда чувствовал. Мэри сдерживала себя, не расслаблялась, держалась настороже с ним вне постели. Всегда чуть-чуть, но на расстоянии. Иногда это расстояние сокращалось, но никогда не исчезало полностью. Боялась привязаться и стать неинтересной? Что ж, это он может понять. Не может понять где, в какой момент позволил ей так думать.
А в какой не позволил?
Если абстрагироваться от своих мыслей и встать на сторону Мэри – одинокой девушки, ведущей, судя по квартире, в которой он однажды проснулся, почти монашеский образ жизни и в данный момент пережившей трагическую потерю, – стала бы она рассчитывать, что мужчина с явным сексуальным интересом задержится в её жизни надолго? Он богат и известен. Он её босс. Он живёт в двухуровневом пентхаусе с видом на озеро и имеет девятизначный счёт в банке. Разумная девушка попробует урвать кусочек из имеющегося, либо же дождётся, когда ей его предложат. Мэтту посчастливилось выбирать тех, кому был привычен второй сценарий. Мэри же могла оказаться кем-то из первой категории, но и в этом случае он бы не поскупился. Однако она выбрала иной путь. Имеет ли он право называть её за это безрассудной? Да, имеет. Но только в том случае, если собрался отдать ей всё.
Мэтт снова стоял перед ней на коленях, снова с упоением разглядывал милые черты. Лицо чуть заострилось, похудело, но это была его Мэри. Знакомая незнакомка, чьи губы всё так же манят, и не дотронуться до них смерти подобно.
Он начал с лёгкого поцелуя в их середину – одного, второго, – потом передвинулся к левому уголку, и через ту же середину к правому. Уже на обратном пути Мэри начала отвечать: издав тихи стон, она приоткрыла губы, позволяя ему втянуть их в себя. Его язык не пытался проникнуть глубже дозволенного, но, видит бог, как же этого хотелось! Особенно, когда она сонно потянулась к нему, приподнимая подбородок, как делала раньше.
Боги, он помнит это и помнит свою реакцию.
Привычным движением его раскрытая ладонь легла на горло Мэри – тонкое, с хорошо заметными голубыми прожилками вен. Пальцы почувствовали бьющийся на шее пульс, зашкаливающий, как, наверное, и у него. Проведя ими выше – за ухо к затылку, – Мэтт подхватил девушку под голову и, приподнимая над постелью, привлёк к себе. А ведь целью было просто её разбудить. Но разве с его Мэри просто бывает?
Он пришёл в себя только когда проворные пальчики, до этого играющие в его волосах, взялись расстёгивать пуговицы на его рубашке. И когда это он остался без пиджака, а Мэри со сдвинутым в сторону вырезом платья, открывающим взору красивейшую грудь, обтянутую тонким бюстгальтером. Там, где он вобрал в рот сосок, кружево потемнело. Тёмными были и глаза Мэри – не фиалковыми, а фиолетовыми, как небо в первый час после заката. Она горела от страсти. Мэтт тоже горел. Каким искушением было поддаться этому пламени, отдаться влечению, оставив на потом все тревоги и сомнения. Отношения с Мэри всегда строились на влечении, но теперь ему этого мало. Влечение – не всё, что он чувствует к дрожащей в его руках девушке. Это больше, чем просто секс. Это ощущение неизбежности, логичности и правильности. Нет ничего более правильного, чем отвечать на ласки Мэри, нет ничего естественней, чем их ей дарить. Но для той Мэри, о которой он только что узнал из присланного файла, этого мало. Потому она и ушла от него в первый раз. И снова уйдёт, если и на этот раз он будет таким же ослом.
– Тш-ш, ягодка. Не торопись. – Мэтт слегка отстранился, ненадолго позволив себе полюбоваться чарующей картиной лежащей в его объятиях желанной женщины. – На сегодня мы остановимся. Но только на сегодня, – быстро повторил он, увидев мелькнувшую на пылающем лице тень. – Только на сегодня. – Ещё один поцелуй, нежный и мягкий. – Не могу оторваться от тебя, моя Мэри.
– И не надо.
Он дёрнулся в своеобразной вербальной фрикции, которую вызвали эти произнесённые полушепотом слова, прострелив через позвоночник к каждому нервному окончанию в его теле.
– И не буду, – ответил Мэтт, с улыбкой следя за ответной реакцией тела Мэри, и снова повторил: – Только на сегодня. Внизу ждёт машина Роберта. Ты поедешь к нему и останешься там, пока я тебя не заберу.
– Заберёшь? – переспросила она завороженно.
– Заберу. В прошлый раз забрал от Элис, в этот – от Роберта. У меня входит в привычку забирать тебя от твоих друзей. Пожалуй, подготовь их полный список с адресами и телефонами, чтобы знать, где тебя искать, если вновь решишь, что я тебе не пара.
"Решишь, что я тебе не пара".
Мэри даже не сразу поняла, о чём это он, и пока думала, Мэтт помог ей подняться с кровати, и за руку, как маленькую, повёл в ванную.
Свет включился автоматически. Пока, переваривая услышанное, она как истукан таращилась на него, Мэтт развил бурную деятельность: подвёл к раковине, открыл кран, отрегулировал температуру воды и сунул под неё небольшое ручное полотенце. Только после того, как, приподняв за подбородок, влажным кончиком мягкой ткани он принялся вытирать ей лицо, Мэри очнулась.
– Прости, мне показалось, будто ты сказал…
– Стой смирно! Не болтай, – последовал приказ, но она и не думала слушаться.
– Ты сказал, будто я решила, что ты мне не пара?
– А что, разве не так? – Мэтт ни на секунду не прервал своего занятия.
– Всё как раз наоборот! Это я тебе не пара.
– Угу, – согласился он, увлечённо крутя её голову вправо-влево, осматривая результат своей деятельности.
– Ты слышишь меня?
– Слышу. Ты не пара мне, а я не пара тебе. И всё это существует только у тебя в голове. У меня в голове лишь сожаление о том, что позволил тебе так думать.
– Ты не можешь говорить это серьёзно.
– По мне видно, что я шучу?
Глаза Мэтта вперились в неё пытливым взглядом, и да – он не шутил.
Он не шутил, а говорил настолько пронзительную правду, что, не зажми он сейчас её между собой и раковиной, Мэри согнулась бы в три погибели от нестерпимого чувства вины. Робкая надежда, расцветшая в душе в последние несколько часов, вот-вот должна была захлебнуться в его вязкой жиже.
А ведь она знала, на что шла, намеренно оскорбляя Мэтта удалением всех видимых свидетельств своего пребывания в его квартире. И ещё эта записка – самая суть её обиды за кратковременность их отношений. Он сам озвучил срок в первый вечер – Мэри чётко это услышала. Услышала, запомнила и послушно ушла – без лишних разговоров и долгих прощаний.
Элис рассказала, что вечером того же дня он примчался к ней разъярённый и злой. Мэри полагала, что достигла цели, уязвив Мэтта, и он приехал, чтобы потребовать объяснений за откровенное хамство. Может, его и одолевали эти чувства, но вот он говорит о сожалении, что отпустил её…
– Боже мой! – Глаза Мэри наполнились слезами, а руки сами взлетели вверх, ложась на крепкую мужскую грудь. – Мэтт, прости меня. Прости, я не должна была…
