Степан лениво наклонившись, извлек Кира из сугроба, прижал его к ели и чего-то начал высказывать. Волк насторожил уши.
— Дааа, работать и работать ещё, причем с обоими!!! — заявил он, подслушав претензии Степана к Киру. И весьма невежливый ответ Кира.
Когда прилетела Жаруся, Баюн свалившийся с чердака, как только его позвал Волк, уже кормил Катерину обедом, мелодично мурлыча для лучшего аппетита, а заодно и сам покушал. Сам Волк заставил Степана и Кира бегать, заявив, что если они дерутся, то у них слишком много сил, и это означает, что у них просто слишком мало нагрузки! А Катерина ела, слушала Баюна, и радовалась, что её Волк ничему не учит, а просто заботится как брат.
Баюн сидел на сундуке и внимательно осматривал шерсть на боку. — Всё-таки, кажется, сбилась. Катерина, радость моя, посмотри, сделай доброе дело!
— Да что же ты за лентяй такой! Даже причесаться сам не можешь! И ведь щетки у тебя есть, самочесы. Всё равно к ребенку пристаешь! — возмутилась Жаруся, а Волк, выглянувший из оружейной, активно закивал головой в поддержку.
— Тебе что, делать нечего? Вот привязались к котику! — Баюн сердито покосился на обоих и преувеличенно глубоко вздохнул.
— Да ладно вам, и посмотрю и причешу с удовольствием! — Катерина покладисто подтянула к себе объемистый короб со щетками и начала выглаживать одной из них Баюнов бок.
— Тьфу! — выразил общее мнение о Баюне Волк и убрался обратно, тренировать мальчишек. Из оружейной немедленно донесся звон мечей и окрики сурового Бурого.
В окно стукнул Дубок. Он периодически выбирался на ветви и прогуливался среди родственных сучков.
— А? Письмо? — Баюн неохотно повернул круглую голову к голубю, замаячившему в окне. Пришлось встать, подойти, открыть окно и забрать туго скатанный свиток с миниатюрной алой печатью. Заодно и Дубок вернулся. Быстреко, вприпрыжку, добрался до Катиных ног и по подолу сарафана вскарабкался её на колени, где и свернулся небольшим деревянным калачиком. Катерина прикрыла его ладонью — согрела.
— Друг мой, Бурый! А вот ты знаешь ли, кто нам тут пишет? Да как пишет! Прямо зачитаешься… А как зачитаешься, закачаешься! — Кот уже забыл о разногласиях с Волком, благо они возникали постоянно.
— Ну, и кто? — молодой темноволосый мужчина держал в руке сулицу, короткое копье с узким боевым наконечником.
— Оружием перед моим носом не маши. — строго велел Кот. Он за свою жизнь частенько видел такие смертоносные штуки. Сулицы на Руси, а значит и в Лукоморье использовались часто и очень успешно. — А пишет нам царь Василий. Пеняет, что не доложились мы ему о Катином здоровье после ранения, и им, дескать, окольными путями пришлось узнавать, что она жива-здорова. Недоумевает, почто же мы не вернулись обратно, как только сказочница выздоровела. И напоминает, что и он и его супруга и вот, глянь, жирно как выделено, царевичи, тоже, все как есть, жаждут нас опять видеть и принимать у себя. А кстати, съездить бы туда не мешало бы!
— Кот, ты с Дуба рухнул? — хмуро спросил грубый Волк.
— Нет, не лазил я туда. А что? Аааа, это ты так остришь? Нет, я в полном рассудке. Я разве сказал, что мы туда Катюшу возьмем? Жаруся, драгоценность моя бесценная, я разве такую глупость говорил?
Жаруся, подлетевшая поближе, и водившая клювом по письму, отрицательно покачала изящной головкой. — А зачем нам туда? — поинтересовалась она.
— А дуб-полянин? Забыли? Сам он сюда не проберется. И тумана много по дороге, и очень уж далеко! Да ещё препятствия всякие… Мы же собирались ему помочь, а потом пришлось срочно улетать, вот и запямятовали. А помочь-то надо!
— Я могу попросить своих, чтобы на обратном пути, весной, его прихватили… — задумчиво предложила Жаруся. — Но, предупредить его надо! Да и Василия тоже, его удар хватит, если над его землями полетит дуб со стаей Жар-Птиц.
— Это точно! — согласился Волк.
— Пока погода позволяет, а дуб окончательно не уснул, надо лететь! — с сожалением заявил Баюн, тоскливо покосившись на короб со щетками.
Волк обернулся и тихо рассмеялся. Мальчишки, умотанные утомительными попытками пробить короткой сулицей набитую соломой мишень, дремали прямо на дубовом полу, облокотившись о стенку. — Заодно и мальчишки передохнут! — покачал он головой.
Собрались быстро, и вылетели на следуюший день. Баюн важно восседал на Буром, рядом зависла Жаруся, без которой с её стаей было не договориться. Сивка остался на хозяйстве. И взялся с Катериной немного проводить путешественников. Катя не любила, когда они улетали, но делать было нечего, поездка была нужная, и она долго махала вслед друзьям. Возвращались оба грустные. Сивка беззвучно летел над заснеженной дорогой. Не высоко, потому что над деревьями гудел сильный ветер, а в лесу было потише. Катерина почти засыпала, и всё уговаривала себя, что спать не надо! И вдруг, каким-то чудом глянув на дорогу, почти занесенную вчерашним снегопадом, она увидела слабое движение.
— Сивка, назад! Там кто-то в снегу! — сон как рукой сняло, когда Катерина поняла, что там, увязнув в сугробах, слабо барахтается большой пес. Сивка завис над дорогой, с сомнение осмотрел пса, но не обнаружив в нем никакой для Катерины опасности, опустился рядом, и почти по брюхо провалился в снег.
— Не сходи, сейчас немного утопчу! — Сивке хватило несколько раз топнуть огромными копытами, чтобы протоптать Катерине путь к несчастной псине. Катя была с собаками с рождения, любила, понимала, и очень жалела тех, кто попадал в беду. А этот точно был в беде! Когда Катя до него добралась, он только и смог, что слабо пошевелиться, приподнимаясь, приоткрыть глаза, и бессильно рухнуть обратно в снег.
— Сивка, помоги мне! — Катерина даже представить себе не могла, как можно оставить этого бедолагу в таком состоянии, поэтому начала его вытягивать из сугробов.
— Нет, садись верхом, а я его сейчас тебе закину. Иначе ты его не сможешь достать! — Сивка помог Катерине забраться на его спину, потом шагнул обратно к псу, и прихватив его зубами за загривок, легко закинул в Катины руки. Она уже достала из сумки большое одеяло и обернула его вокруг пса. Он был большой, тяжеленный хотя и совершенно худой. Песья голова оказалась на её левом плече, лапы бессильно свешивались, Катя было испугалась, что он умер, но пес ещё дышал, и после капли живой воды, даже смог открыть глаза и слабо шевельнуться, пытаясь вырваться.
— Тише, тише, не бойся. Мы тебя не обидим. Бедный мой, хороший, потерпи, чуточку потерпи! Сейчас тебе будет получше, теплее. А приедем, я тебя накормлю, и тебя больше никто не обидит! Тише, не бойся, только не рвись. Закрой глаза и отдохни! — Катерина говорила и успокаивала пса так же, как когда-то шептала на ухо несчастному, избитому Полкану, когда он только появился у них на даче. И пес замер, он и пошевелиться не смел, слова о том, что он нужен и теперь уже он не один, что не надо больше бояться, как живая вода вытягивали его из отчаяния, согревали и давали силы. Когда они долетели до Дуба, пес почти пришел в себя. Он ещё не смел двинуться и боялся поверить, что это не сон, и может быть, больше не надо бороться в одиночку с этим бесконечным холодом, со всем миром! Сивка легко прогарцевал под дубовыми ветками, и прошел в Дуб.
