Учитывая, что ему сорок восемь, он еще жив и не в тюрьме, Том мог сказать, что получилось у него лучше, чем у тех многих, кому, в отличие от него, приходилось принимать ответственные решения. Кардинальные изменения в его возрасте могли привести не к желаемому результату, а к прямо противоположному; он мог поменять неудачу и печаль не на надежду и умиротворенность, а на тоску и отчаяние.
Одно происшествие, один миг откровения за десятилетия бесполезного существования не обосновывали революцию духа и тела. В тот момент у него кружилась голова, он блевал в контейнер для мусора. В такой ситуации и восприятие, и оценка случившегося могли не быть достоверными.
Гладкая, холодная бутылка, полная текилы, обещала, что он все забудет, напоминала о самоуничтожении, к которому он так стремился. Власть текилы ощущалась через стекло, ее сила вливалась в пальцы Тома, вызывая дрожь сначала в них, потом в руке, наконец во всем теле. От этой дрожи на ладонях выступил холодный пот, и он схватился за выскальзывающую бутылку уже обеими руками.
И хотя ему очень хотелось выпить, очень-очень, он собирался опорожнить бутылку в раковину в ванной.
Он стоял в каких-то шести шагах от двери в ванную комнату. Раковина находилась в шаге-двух за порогом. Восемь шагов. Прошлой ночью он оставлял за спиной милю за милей. Теперь восемь шагов составляли бОльшую дистанцию, чем та, что разделяла его пещеру и эту комнату.
Если не считать дрожи, Том Биггер не двигался, но его трясло так сильно, что стучали зубы. Сдвинуться с места он, однако, не мог.
Наверное, на какие-то мгновения в голове у него помутилось, потому что он не помнил, как свернул крышку. Внезапно она упала на пол к его ногам, и из горлышка бутылки до его ноздрей долетел запах текилы, пары смерти в жизни.
Еще провал в памяти… и каким-то образом он уже ощущал знакомый вкус во рту, ароматный яд капал с подбородка. Удерживаемая обеими руками бутылка демонстрировала слабость его воли, потому что уровень текилы опустился на дюйм.
Дюйм за дюймом он терял бы будущее, мир, надежду, которой в последнее время позволил возродиться в себе, и Том знал, что должен делать: бить бутылкой по лицу, бить, бить и бить, пока она не разлетится на множество осколков, не изрежет в кровь все лицо. Возможно, на этот раз крови будет больше, она вытечет быстрее, и он наконец-то распрощается с жизнью.
Но он был трусом, слюнтяем, ярость и ненависть к себе не придали ему сил, а парализовали.
Дверь номера мотеля открылась, вместе с дневным светом в номер влились крики. Крики и рыдания одновременно, самые ужасные и отчаянные крики, которые когда-либо доводилось слышать Тому.
Залитый солнечным светом, на пороге стоял семидесятилетний старик в кардигане, тот самый, который, сидя за регистрационной стойкой, пожелал ему приятного отдыха. За ним виднелась женщина с мобильником в руке.
Ни старик, ни женщина не кричали и не рыдали, и только тут Том понял, что это он издает эти ужасные крики — вопли душевной боли, горя и презрения к себе.
Том попытался предупредить старика, что его ярость может выплеснуться наружу, что при очередном помутнении он может разбить бутылку о доброе лицо старика и перерезать осколком его яремную вену.
И действительно, в голове Тома помутилось. Но в себя он пришел, уже сидя на кровати, без зажатой в руках бутылки текилы.
Бутылку держал старик, наворачивал на горлышко пробку. Потом поставил бутылку на комод.
Том больше не кричал — только рыдал.
Старик повернулся к здоровяку. Положил руку ему на плечо.
— Я никогда не бывал на твоем месте, сынок. Но, возможно, если мы об этом поговорим, я смогу помочь тебе выбраться оттуда, где ты сейчас находишься.
Глава 59
Пол Джардин хотел снимать показания два часа, но уже через пять минут Грейди взбунтовался.
— Это чушь собачья. Даю вам полчаса. Постарайтесь уложиться. Если получаса вам мало, подавайте на меня в суд, и я приложу все силы, чтобы процесс был открытым.
Когда Джардин начал зачитывать статьи закона, по которым гражданина могли привлечь к уголовной ответственности за отказ сотрудничать с Министерством национальной безопасности после получения гарантий судебной неприкосновенности, Грейди закрыл левый глаз, чуть прищурил правый, словно целясь через оптический прицел. Он прошептал: «Чейтэк М200»
[49]
— эту модель снайперской винтовки больше всего любили в армии.
Джардин понял. Какие-то мгновения оценивал мастерство Грейди и его репутацию. А потом заместитель директора явно сбавил напор, предпочтя более мягкий стиль допроса.
Когда они закончили, Грейди достал из холодильника две бутылки пива и, выйдя на крыльцо, присоединился к Камми и притихшему Мерлину. Она сидела в кресле-качалке, наблюдая, как еще четверо ученых выгрузились из вертолета представительского класса в конце Крекер-драйв.
— Спасибо, — она взяла пиво. — Уже закончили?
Грейди сел в другое кресло.
— Люди думают, что становятся больше, обретя власть, но на самом деле власть вытаскивает наружу шкодливого мальчишку, который сидит у них внутри, и становятся они только меньше.
— Ты когда-нибудь бывал в Мичигане?
— Да. И его это очень интересовало.
— И что, по-твоему, произошло в Мичигане?
— Что-то. Мы знаем, что по масштабу куда крупнее, чем Загадочный и Тайна.
— Ты говорил мне, что служил в армии, — нарушила долгую паузу Камми, — но больше ничего не рассказывал.
— Я ушел в армию в восемнадцать лет, после того, как моя мать умерла от рака. Думал, все лучше, чем эти горы.
— Есть причина, по которой ты не хочешь об этом говорить?
— Нет. Разве что разговоры об армии улучшают мне настроение. А я не хочу, чтобы у меня улучшалось настроение.
— Ты действительно можешь убить человека с тысячи ярдов, как и говорил Джардин?
— И даже дальше. До двух с половиной тысяч. Снайперская винтовка комплектуется различными прицелами. Если говорить о «Чейтэке», то она может стрелять патронами калибра 498, 419 и 305. Один из этих патронов подходит для решения такой задачи.
— И где ты стрелял?
— Главным образом в Афганистане. Случалось, и в Ираке. Уничтожал террористов, массовых убийц. Они даже не знали, что взяты на мушку. Ловишь их в окуляр прицела, потом убиваешь. Пока идет война, это самый гуманный способ убийства. Снайперы не вызывают потерь среди мирного населения.
