– Расскажи это родителям! – Глеб пригубил кофе, также обжегся, поморщился и закончил: – Безутешным родителям…
Глава 28
– Володя, а кто примет твоих пациентов?!
Главврач смотрел на него не с укором, а со скорбью. Грехову даже показалось, что он видит в его глазах слезу. Но главврач страдал каким-то аутоиммунным заболеванием глаз и часто капал какие-то лекарства. Могло блестеть и по этой причине.
– Володя, так не делается! – отвлек Грехова от пространных размышлений голос главврача. – Я не могу обнажить клинику в данный период.
– Что за период? – Он подался вперед, как будто с интересом.
– Период отпусков, – с обидой напомнил ему коллега. – Забыл? С понедельника я и мой зам уходим в отпуск. Я планировал тебя оставить за себя и за него. Разумеется, с дополнительной выплатой на время нашего отсутствия.
– Это сколько же? – поинтересовался Грехов просто так, из любопытства.
Он давно уже все для себя решил. Как только увидел новости по телевизору, так и решил. И никакие деньги мира не способны его удержать на этом рабочем месте – в клинике, где он работал полулегально. Даже в этой стране не способны были его удержать.
Он должен сбежать. Как можно дальше и как можно быстрее. Сделаться незаметным. Стать букашкой в каких-нибудь заросших пальмами тропиках. Чтобы его никто и никогда не нашел. Чтобы не обвинили. Чтобы не посадили.
Он не может…
Он не должен отвечать за чужие грехи. И не способен ответить за свои тоже.
Он не хотел в тюрьму!
Главврач назвал сумму доплаты. Грехов неприятно удивился. Такие крохи сразу за два совмещения? За кого его принимает этот чертов идиот с вечно слезящимися глазами?
– Вынужден отказаться, – холодно улыбнулся Грехов и пододвинул свое заявление на увольнение. – У меня обстоятельства непреодолимой силы.
– Ага…
Главврач встал и медленно заходил вдоль длинного широкого подоконника, расположившегося под огромным окном во всю стену. Лично Грехову ни окно, ни подоконник никогда не нравились. Он чувствовал себя как в аквариуме за незанавешенным окном.
– И какие же это обстоятельства, Володя? – Голос главврача наполнился гадким двусмыслием. – Не трагическая ли смерть твоего друга Вениамина Кожетева?
Грехов обмер.
– Да-да, не делай таких недоуменных глаз. Я всегда знал, что вы дружны. Делились пациентами. Иногда вместе обедали или ужинали. И еще я знаю, что одна из этих пациенток не так давно скоропостижно скончалась. Как там ее? – Главврач зажмурился на мгновение и пощелкал пальцами, будто пытался припомнить. – Кажется, Голубева? Инга Голубева… Работала в одном из солидных банков нашего города старшим бухгалтером. Была на хорошем счету. А потом внезапно умерла от инсульта. Да, Володя, я слежу за прессой. И за новостями. Правда, ее внезапной кончине было отведено не так уж много времени и статей. Ничего особенного, так? Рядовой случай. Подсела женщина на антидепрессанты. На те самые, которые вызывают привыкание и весьма неохотно назначаются нашими ведущими специалистами в области психиатрии. Специалистами-психиатрами, Володя…
Главврач встал спиной к окну. Оперся задом в подоконник. Широко расставил руки, распластав пальцы на гладкой поверхности, и стал напоминать Грехову огромного рака с растопыренными клешнями. Рака, явившегося по его душу!
Володя Грехов все понял. Он не был дураком. Главврач в курсе многих его деяний, но до поры до времени закрывал на это глаза. Пациенты шли строем. На Грехова не подавались жалобы. Деньги текли рекой. Чего еще желать!
– А ты у нас не психиатр, Володя. Был когда-то, помню. Но с некоторых пор тебя лишили лицензии. Напомнить когда? – Пальцы главврача принялись постукивать по подоконнику. – Ты всерьез полагал, что я не знаю о твоих делишках? Да, я закрывал глаза на то, что ты из-под полы торговал некоторыми сомнительными препаратами. Не в ущерб основной гомеопатической деятельности. Не в ущерб сеансам массажа. К тебе записывались на месяц вперед, чего было роптать? Но теперь! Когда ты собрался удрать с тонущего корабля… Напомню, корабль не мой, а твой, Володя. Я отбрыкаюсь и открещусь от тебя на щелчок пальцев. В бумагах, которые ты мне предоставил при поступлении на работу, комар носа не подточит. И во всем остальном тоже. А что ты творил факультативно, это только твои проблемы. Расчетные получишь в кассе. Но учти, без премий и переработок. Голый оклад. А теперь пошел вон!
Выходил Грехов из его кабинета на негнущихся ногах. Все суставы вдруг перестали функционировать, и он знал – почему. Это было следствием глубокого нервного потрясения.
Главврач знал! Знал обо всех его подпольных делах. О знакомстве с Кожетевым. О пациентах. И об особенно любимых Греховым пациентках. Он может открыть рот, если этого потребуют.
И денег, тех жалких крох, которые следовало получить в кассе, он ждать не станет. У него есть средства, которыми он воспользуется, чтобы сбежать. И сделает это прямо сейчас.
Грехов с яростью содрал с себя белый халат и запустил в угол кабинета вместе с белой шапочкой. За пять минут покидал в пакет все, что было его личным. Оделся и бегом кинулся прочь.
Он сел в машину на стоянке, отдышался и поднял взгляд на окно главврача. Ему показалось или тот стоит возле окна с телефонной трубкой в руках?
Все может быть! Этот старый козел с редкой болезнью глаз мог уже звонить в полицию и рассказывать копам все, что знает.
Ну и пусть! Если дурак, пусть звонит. Только себе и репутации своей клиники навредит. А он уже едет в аэропорт. И там сядет в первый же самолет, который вылетает в тропики.
Грехов бросил свою машину на платной стоянке, пообещав продлить срок и оплатить дополнительно, если понадобится. Но знал: не понадобится, не продлит. Он взял билет в один конец.
Он не вернется!
Он прошел регистрацию и сразу пошел в кафе. Нервозность всегда разжигала в нем аппетит.
Грехов взял две порции салата, жареную картошку с курицей, чайник чая и клубничное пирожное. Поел неторопливо, с аппетитом. И был крайне доволен собой, хвалил себя всячески, потому что собрал дома вещи первой необходимости и деньги еще пару дней назад. Возил все в дорожной сумке в машине. На работу, с работы – даже домой не заносил. Машину вскрыть не могли, парковка у дома охранялась. Он подстраховался и теперь удовлетворенно улыбался, доедая последние кусочки нежного бисквита.
Он не стал убирать со стола, хотя это и предлагалось вежливым обращением с плаката. Сами уберут, решил он. В последний раз за ним в этой стране уберут. Усаживаясь в зоне ожидания на мягкое сиденье, он едва не насвистывал от счастья и пьянящего ощущения свободы. И даже не сразу понял, когда его окликнули из-за спины.
– Что? Простите, не понял. – Он нервно дернул шеей, сразу сообразив, кто именно там стоит.
Двое в штатском и двое в форме сотрудников аэропорта. В штатском – сто процентов полицейские.
