Чурсина поведала следователям, что под пагубным влиянием Васнева соблазнилась «легкой и счастливой жизнью». Созданное Васневым окружение увлекло ее на преступный путь. Ей понравились бесплатные угощения и модная одежда в подарок от людей, которые хотели на нее воздействовать, чего она теперь, по ее словам, стыдилась: «Попав в указанное окружение, в атмосферу “легкой жизни”, привыкнув пользоваться услугами и получать подарки, я скатилась в пропасть, возврата из которой не могла найти…»29
На этом обвинения не закончились. Чурсина заявила, будто люди, чьи дела рассматривались в суде, часто предлагали Васневу продукты в подарок или угощали его в ресторанах. Как утверждала прокуратура, Васнев имел обыкновение напиваться с широким кругом лиц, от которых в конечном счете принимал взятки. По словам Чурсиной, взятки Васневу давали не менее сорока человек, включая директора Большого театра. Она рассказала следователям, что Васнев устраивал попойки с дружками в ресторане гостиницы «Москва» (рядом с Красной площадью) даже осенью 1941 г., когда нацистские войска стояли на подступах к столице. Таким образом, прокуратура характеризовала Васнева как труса, которого совершенно не волновали ни партийная этика, ни судьба советского государства, ни жертвы, приносимые солдатами Красной армии30. Отсутствие патриотизма, разгульный образ жизни, общее моральное разложение даже в условиях, когда советские солдаты умирали всего в нескольких километрах от него, стали ключевыми элементами обвинительного нарратива о Васневе.
Еще один главный аспект обвинений касался подозрительного круга связей Васнева. Здесь во всей красе предстают национальные предрассудки следователей (и простых людей, от которых требовали «сигналов»). Обвинительный акт против Васнева гласит, что, когда тот работал председателем суда, преступники, с которыми он имел дело, зачастую являлись представителями национальных меньшинств, в том числе евреями или кавказцами (как правило, грузинами и армянами), активно занимавшимися незаконными делами в сфере экономики31. По уверениям Чурсиной, дружки Васнева участвовали в подрывной капиталистической деятельности: к примеру, он взял взятки у двух человек, осужденных за «спекуляцию» дефицитными продуктами, которые они привозили с Северного Кавказа и перепродавали по высоким ценам на рынках Москвы32. Те, у кого Васнев якобы брал взятки, работали в розничной торговой сети, где, по многим свидетельствам, процветала коррупция. Работники розничной торговли, в том числе некоторые директора магазинов, пользуясь доступом к дефицитным товарам (особенно продуктам и напиткам), воровали их и сбывали втридорога на черном рынке. Прокуратура утверждала, что директора магазинов, кафе, ресторанов и складов (многие из них носили еврейские, грузинские и армянские фамилии) старались подружиться с Васневым, чтобы при необходимости откупиться от ответственности за преступления, совершенные ими самими или их друзьями и родными. Когда Чурсину спросили о сообщниках Васнева, она конкретно назвала руководителей семи магазинов и пяти ресторанов в Москве, в число которых входили несколько грузин и армян.
Впрочем, доказательства против Васнева были крайне ненадежны, основываясь главным образом на показаниях Чурсиной. Имеющийся материал в самом деле говорит в пользу позиции Васнева, утверждавшего, что Чурсина его оболгала.
В общем и целом, обвинения против судьи Васнева представляют собой амальгамированный сценарий для эпохи после террора: тут и тайные связи, и демонстративное элитарное потребительство, и опасный подпольный капитализм, и безудержное пьянство, и растущая нелояльность, и угрозы со стороны еврейских и кавказских криминальных сетей – и все это сдобрено немалой дозой великорусского шовинизма, свидетельствующего о межнациональных трениях, которые становились все заметнее в послевоенные годы.
Дело Васнева, таким образом, можно считать прототипом послевоенного сталинистского нарратива о взяточничестве с полным набором сопутствующих обвинений в разложении.
Верховный суд РСФСР в пучине скандала
Всего через несколько дней после объявления о вскрытом следствием скандале со взяточничеством в Мосгорсуде, 10 мая 1948 г., министр юстиции СССР Горшенин написал в Управление кадров ЦК Кузнецову драматичное письмо. Он докладывал, что обнаружены свидетельства причастности ряда работников Верховного суда РСФСР, в том числе нескольких судей, к «преступным злоупотреблениям»33. Это письмо было первым признаком распространения скандала на другие важнейшие суды страны. Верховный суд РСФСР по значимости занимал второе место после Верховного суда СССР. Сафонов информировал Комиссию партийного контроля, что взяточничество и злоупотребление служебным положением в Верховном суде РСФСР «имели весьма широкое распространение»34. Обрисованная прокуратурой картина преступной деятельности нам уже знакома: большая группа работников – судей, работников канцелярии, секретарей, машинисток и юристов, готовивших дела к пересмотру (консультантов), – «организованно» брала или устраивала взятки, пользуясь «нездоровой обстановкой» в суде.
Сафонов указал на главную роль посредников в переходе взяток из рук в руки в Верховном суде РСФСР. Его работники придумывали различные схемы, в которых выступали передаточными звеньями между судьями и просителями, подававшими жалобы в суд: «Преступные элементы, искавшие и находившие пути освобождения от наказания, действовали, главным образом, через посредство адвокатов и всякого рода дельцов, которые в виде промысла занимались посредничеством во взяточничестве, будучи близко связаны с отдельными судебными работниками»35. Посредники, чаще всего судебные секретари и канцеляристы, заключали сделки с родственниками обвиняемых. Как и в случае с Мосгорсудом, почти все просители, обвинявшиеся в даче взяток, были осуждены за хищение государственного имущества или хозяйственные преступления. Под ложным предлогом, будто они представляют собственных родных или знакомых, посредники обращались к судьям или другому старшему персоналу суда с просьбами о пересмотре приговора. Они сами составляли официальные жалобы, а когда суд выносил положительное решение, приносили семье обвиняемого письменное постановление и получали вознаграждение, о котором стороны договаривались предварительно36.
Весной и летом 1948 г. несколько судей Верховного суда РСФСР попали под арест по обвинению в получении взяток. В конечном счете предстали перед судом и были осужены не менее пяти судей, включая П. М. Шевченко, Д. Х. Мурзаханова и Б. Д. Кумехова. Кроме того, в 1950 г. арестовали бывшего заместителя председателя Верховного суда РСФСР С. А. Пашутину (дело Пашутиной обсуждалось в Политбюро, но подробных сведений об этом нет)37. Еще одного заместителя председателя суда, Н. В. Васильева, 19 октября 1948 г. сняли с должности как «недостойного доверия» за то, что якобы знал о коррупции и ничего не делал38.
Председатель Верховного суда РСФСР А. М. Нестеров стал мишенью резкой критики, но уголовное дело на него не завели. 14 августа 1948 г. Р. А. Лопухов вызвал Нестерова в административный отдел ЦК и, несомненно испытывая его, велел исправить огрехи в работе суда. Нестеров ошибки признал и обещал устранить39. 15 июня 1949 г., несмотря на заверения Нестерова, Политбюро отстранило его от должности за плохое руководство и недостаточный контроль над работниками суда40. Его обвинили в сознательном игнорировании свидетельств взяточничества и морального разложения среди членов Верховного суда РСФСР. К тому же Нестеров якобы в 1945 г. принял небольшой подарок (три бутылки спиртного) от директора одного спиртового треста. После унизительного отстранения и отказа предоставить другую должность в государственном аппарате, невзирая на неоднократные просьбы взять его куда-нибудь юристом, Нестерова 28 июля 1949 г. исключили из партии41.
