Для большинства людей такие суммы представляли собой огромные деньги, и готовность платить их показывает, как сильно люди жаждали добиться в суде положительных результатов. Адвокат Радчик в показаниях на процессе осудила «микст» как неэтичную практику, мешающую правильному вынесению решений и нормальному функционированию суда в целом: «“Микст” порождает большие вредные последствия для дела правосудия. Ибо, когда адвокат берет “микст”, он вступает в личные взаимоотношения с клиентом, и этим стирается беспристрастное отношение к разрешаемому делу. С другой стороны, когда адвокат вступает в личные взаимоотношения с членами суда, то этим он, естественно, влияет на вынесение неправосудного приговора». По ее словам, работая в Чкалове, она потеряла «совесть» и «честь» советского гражданина. Радчик признала свои ошибки, не преминув, однако, подстраховаться: «Я признаю свою вину, что своими действиями причинила ущерб Советскому правосудию, хотя и за “Микст” никогда не ставился вопрос о криминале»68.
Некоторые адвокаты защищали практику дополнительной платы, утверждая, что их клиенты сами настаивали, чтобы они приняли подарок за хорошо сделанную работу. В одном случае адвокат уверял: его клиенты добровольно «в знак благодарности помимо всего всегда» давали ему «подарки, деньги в сумме 300, 500, 1 000 и больше рублей». Эти персональные «премии» вручались вдобавок к судебной пошлине, которая выплачивалась суду69. Данный пример говорит о том, что, вероятно, большинство адвокатов думали о «миксте» не как о взятке, а как о получении (может быть, неэтичном, но не преступном) доплаты, добровольно предлагаемой за дополнительные услуги70.
Весной 1948 г. на вопрос «микста» обратил внимание министр государственного контроля Л. З. Мехлис на совещании с руководящими работниками Министерства юстиции, осуществлявшего надзор за адвокатурой. Мехлис, настаивавший на криминализации предложения и получения «микста» как взяточничества, выразил глубокое недовольство, даже раздражение в связи с ситуацией в адвокатуре. Он противопоставил мощь Красной армии слабости Министерства юстиции в его попытках контролировать гонорары, требуемые адвокатами: «Брали мы Будапешт, брали Прагу, брали Варшаву и не можем взять шайку, которая там сидит. Что за министерство и что за замы министра и зам. по кадрам, которые не могут изменить положение в Московской адвокатуре. Это безобразие. Нет ни одного министерства такого, как министерство юстиции»71. Есть все основания предположить, что мишенью возмущения Мехлиса служила отнюдь не только неофициальная плата адвокатам – а общая неспособность партии контролировать незаконную деятельность сотрудников судебных и правоохранительных органов во всем государственном аппарате. СССР разгромил фашистов, но не мог искоренить преступность среди собственных госслужащих, даже в Москве. Сопоставление нацистской Германии и адвокатов в устах Мехлиса усиливает осуждение последних как «врагов»72. С точки зрения Мехлиса и других партийных руководителей, судебной системой – главным оружием революционного государства и средством утверждения социалистической законности – изнутри манипулировали адвокаты, которые ослабляли ее своей алчностью и моральной нестойкостью. Случай «микста» лишний раз подчеркивает официальное мнение, что взяточничество представляло серьезную идеологическую проблему73.
Сделки с участием работников прокуратуры
По многим из тех же причин, которые позволяли судьям и адвокатам извлекать выгоду из своего служебного положения, работники прокуратуры тоже имели массу возможностей требовать незаконную плату как во время, так и после войны. Прокуратура играла в советском государстве важнейшую роль, как ведомство, следившее за тем, чтобы законы режима неукоснительно проводились в жизнь по всей стране. Ленин писал в статье 1922 г. «О “двойном” подчинении и законности»: «Прокурор имеет право и обязан делать только одно: следить за установлением действительно единообразного понимания законности во всей республике, несмотря ни на какие местные различия и вопреки каким бы то ни было местным влияниям… Прокурор отвечает за то, чтобы ни одно решение ни одной местной власти не расходилось с законом, и только с этой точки зрения прокурор обязан опротестовывать всякое незаконное решение, причем прокурор не вправе приостанавливать решения, а обязан только принять меры к тому, чтобы понимание законности установилось абсолютно одинаковое во всей республике»74.
Политика режима, направленная на борьбу с преступлениями против советской экономики и социалистической собственности, заставляла прокуроров тесно контактировать с большим количеством предполагаемых преступников. В советской системе, как и в большинстве континентальных европейских правовых систем, следователи прокуратуры, а не милиция, занимались уголовными расследованиями, допрашивали подозреваемых и свидетелей75. В Куйбышеве судили помощника прокурора и троих следователей, которые во время войны брали взятки наличными и натурой за то, что закрывали дела рабочих, «дезертировавших» с заводов военного назначения. По декабрьскому закону 1941 г. против дезертирства с предприятий ключевых оборонных отраслей такие рабочие должны были получить от 5 до 8 лет лагерей. Взяв у обвиняемых деньги, прокурорские работники прекращали следствие по их делам под предлогом недостаточной доказательной базы. Когда эта четверка сама попала под суд, ее членов приговорили в 1946 г. к заключению на срок от 8 до 10 лет за взяточничество76. Другие принимали «подарки» за помощь. Военный прокурор И. С. Разно принял от жены обвиняемого двое золотых часов, золотое кольцо и металлическую цепочку. Через три дня он устроил, чтобы обвиняемого осудили условно. Позже Разно судили за получение взяток и приговорили к 5 годам лагерей77.
В государственных и партийных архивах содержится много примеров того, как служащие колхозной администрации откупались от следователей прокуратуры, дабы избежать ареста или преследования за воровство или порчу госсобственности. В одном деле 1946 г. бригадир колхоза «Завет Ильича» нечаянно вызвал пожар, который уничтожил зерно в амбаре78. Боясь уголовной ответственности, он через посредника отдал следователю 100 кг зерна, чтобы найти способ выкрутиться. Следователь неправомерно приостановил дело. Факт этот вскрылся благодаря тому, что несколько колхозников подслушали, как бригадир хвастался сделкой. Взяткодатель получил 2 года лишения свободы; следователь – 5 лет79.
Положение также позволяло прокурорам вымогать взятки, угрожая неподатливым подозреваемым такими негативными последствиями, как арест, дополнительные уголовные обвинения, более длительный срок приговора. Нарушения трудовой дисциплины на предприятиях, работавших на военные нужды, стимулировали попытки вымогательства денег. В деле, описанном в докладе прокуратуры в начале 1947 г., помощник прокурора Ленинского района г. Баку Аждар Рагимов расследовал обвинения в дезертирстве против группы подростков, мобилизованных на военный завод80. Рагимов вызвал подростков к себе в кабинет и потребовал по 2 тыс. руб. с каждого, обещая, что их тогда выпустят из тюрьмы и предъявят им сравнительно менее тяжкое обвинение в «прогуле» по постановлению от 26 июня 1940 г. (вместо более серьезного обвинения в «дезертирстве»). Заплатив Рагимову каждый по 500 руб., юноши тут же вернулись на завод и рассказали о шантаже секретарю партийной организации. Рагимов получил 7 лет лишения свободы за вымогательство взятки.
