Спрос на помощь адвокатов при переговорах с правовой системой был огромен. В одном только 1945 г. клиенты использовали услуги адвокатов, прикрепленных к московским судам, свыше 170 тыс. раз. Согласно статистике Министерства юстиции для ЦК, за первую половину 1950 г. более 700 тыс. чел. по всему СССР обращались к представителям адвокатуры с вопросами или просьбами об услугах; адвокаты действовали в 191 тыс. уголовных дел и более чем в 50 тыс. гражданских55. В Москве стандартная плата, установленная в юридических консультациях при судах за наем адвоката для составления простого заявления, равнялась 50-100 руб.56 Адвокаты, вопреки правилам, часто запрашивали в 5-10 раз больше.
Порой они говорили – или, по крайней мере, намекали – клиентам, что не станут особо стараться ради клиента, если им не доплатят. К примеру, в 1945 г. некоего Голикова, главу потребсоюза в Московской области, обвинили в хищении госсобственности. Назначенный ему судом адвокат, который по официальной ставке должен был представлять обвиняемого в суде за 1 тыс. руб., потребовал у его жены 9 тыс. руб. Юрист сказал ей, что дополнительные восемь тысяч нужны ему на «расходы», не уточнив, на какие именно. «Он только меня очень просил, – рассказывала жена Голикова, – никому об этом не говорить и приносить ему деньги только на квартиру. Я его как-то спросила: “Куда вы расходуете такие деньги, ведь вы живете без детей с женой?” Луговской мне ответил: “Это надо государству”. Я ему поверила, думая, что он действительно кому-либо по закону вносит эти деньги на расходы, связанные с ведением дела мужа». Тот же адвокат требовал деньги сверх тарифа и в других случаях57.
Адвокаты нередко давали клиентам понять, будто это судья требует денег за решение дела в их пользу. Запрашивая с клиента на несколько тысяч рублей больше обычной ставки, они намекали, что часть «гонорара» пойдет судье для гарантии успеха. Как показали расследования, клиенты иногда верили, что адвокат передал судье взятку, даже если он ничего подобного не делал. Порой адвокат мог даже обещать вернуть клиенту деньги, если его подзащитный не получит желаемого результата58. В действительности же чаще всего деньги просто присваивались адвокатами59. На одном процессе 1951 г. в Москве суд признал нескольких адвокатов виновными в выманивании взяток у клиентов в 1945-1947 гг. Эти юристы хвалились перед просителями своими прекрасными неофициальными отношениями с судьями, или, как гласил приговор, «игнорируя свои обязанности по содействию осуществлению советского правосудия, распространяли среди лиц, обращавшихся к ним за юридической помощью, слухи о своих личных знакомствах и связях с судебными работниками»60. А вместо того чтобы передавать взятки судьям, прикарманивали деньги.
Порой адвокаты действовали как посредники, ожидая «комиссионных» по достижении удачного результата. В качестве одного из условий «сделки» с клиентом они выставляли требование премии, если благодаря их посредническим усилиям удастся добиться оправдания или сокращения срока приговора. В деле «группы» из девяти спекулянтов шерстяными тканями, о котором в ноябре 1951 г. МГБ докладывало Маленкову, ленинградский адвокат Б. Л. Ляцкий получил «вознаграждение» в размере 3 тыс. руб. за посредничество в подкупе судьи. Адвокаты часто выступали посредниками в сделках между подсудимыми (или их родственниками) и судьями, поскольку занимали удобное положение для подобного рода переговоров. (Секретари, консультанты, канцелярские служащие и другие судебные работники, контактировавшие как с судьями, так и с просителями, тоже зачастую служили посредниками.) В случае Ляцкого платила дочь одного из обвиняемых спекулянтов61. Взятка открылась благодаря сообщению осведомителя ленинградской милиции, что, когда дело было прекращено, судья, адвокат и один из подсудимых вместе отправились отмечать это в ресторан. Один как будто раскаивающийся адвокат заметил на своем процессе: «На работу в адвокатуру я пошел не с целью наживы, хотя здесь имеются все возможности получать и давать взятки»62.
Очевидно, существовала всеобщая уверенность в том, что доступ к профессионалам-практикам, способным помочь пробраться сквозь те или иные бюрократические лабиринты (юристам или врачам в случаях, связанных с системой здравоохранения), либо стоит дополнительных затрат, либо требует личных знакомств. Многие, не имея нужных контактов (именуемых в просторечье «блатом»), считали необходимым нанять адвоката с хорошими связями хотя бы для того, чтобы их дело рассмотрели и решили по справедливости. Если говорить о ценности таких связей, то один обвиняемый в даче взятки заявил в свое оправдание, что в недорогих государственных юридических службах работают одни «вчерашние студенты, а следовательно, малоопытные люди». Другой обвиняемый сказал, что прекрасно понимает свою жену, уплатившую адвокату 2 тыс. руб. (гораздо больше официальной ставки), «так как мне совершенно ясно, что бесплатно никто ничего не делает». Женщина-адвокат из Харькова даже утверждала, что, если бы она не брала дополнительную плату за свои услуги, клиенты не шли бы к ней, полагая, что толку от нее не будет63.
Должностные лица, готовые брать деньги из-под полы, могли эксплуатировать это мнение о неадекватности услуг, предоставляемых государством. Один обвиняемый взяткодатель на своем процессе пренебрежительно отозвался об адвокатуре, отражая общее настроение: «Я вообще это дело, т. е. дело Цыпенюк, хотел передать адвокату, но полагал, что адвокат отнесется формально, не будет прилагать все усилия, чтобы помочь мне в этом деле»64. Сам генеральный прокурор Сафонов рассказывал об адвокате Сендерове, который хвастался перед клиентами тем, что некогда работал помощником министра юстиции, в доказательство своих «широкиx связей с судебными работниками»: «Сендеров при этом всегда бравировал якобы имевшимися у него близкими связями с руководящими работниками Министерства юстиции и Верховного суда»65. Отчаяние родственников обвиняемых и запутанность судебных процедур помогали убедить людей в том, что приплата адвокатам – единственный способ добиться нужных результатов, а если они не заплатят, исход скорее всего будет печальным. Женщина, продавшая корову, чтобы наскрести денег на адвоката, писала: «Я хотела чем-либо помочь своему сыну, который, по моему мнению, был осужден неправильно». Она настаивала, что не давала взятку – просто платила адвокату за помощь: «Я была уверена, что обязана сделать из сына хорошего и порядочного человека, и решила эти деньги дать [адвокату] с тем, чтобы он помог в деле сына»66.
Процесс адвоката Берты Радчик в июле 1949 г. высвечивает некоторые элементы механизма «микста». Суд спросил Радчик, признавшуюся, что несколько раз выступала посредником в передаче взяток, о крупных суммах наличными, которые милиция обнаружила в ее квартире при аресте. «Происхождение моих тысяч, – ответила она, – я могу объяснить тем, что в последние годы своей адвокатской деятельности я усиленно брала так называемый “Микст”, который я начала брать только со времени моей совместной работы с адвокатом Коммодовым в Чкалове [так назывался тогда г. Оренбург. – Дж. А.]. В то время я была в затруднительном материальном положении, и адвокат Коммодов, узнав, что я никогда не беру от клиентов “Микст”, назвал меня дурой и склонил к систематическому получению с клиентов “Микст”». Радчик описала выгодность дополнительной платы: «“Микст” я начала брать с 1943 года. В один месяц в Чкалове я проводила не менее 15 дел, а за каждое я брала по 2 000, 3 000, 5 000 рублей “Микст”»67.
