Там Кань Дун сорвал с себя плащ. Он поднял копье-клинок и, раскрутив его над головой, призвал настоящее цунами. Вода, собираясь потоками из пылающих облаков и, буквально, каждой “уголка” небес формировалась над первым островом огромным листом кувшинки.
Она укрыла не только адептов, но и несколько островов. Бессмертная обезьяна явно планировала использовать их в качестве ступеней для продвижения наверх.
Огненные стрелы-перья, пронзая пространство, обрушивались пылающим градом на кружащую водоворотом в форме листа волну. Пар поднимался такой густой, что в какой-то момент, он превратился в непроглядную стену. Но уже меньше, чем через удар сердца, пар, свившись в копию оружия Кань Дуна, взмыл ударом оружия в небесную высь.
Даже находясь от него на расстоянии в несколько километров, окруженный защитной техникой принцессы Звездного Дождя и стоя на тропе ветра, Хаджар ощутил великую силу и столь же огромную опасность.
Не раздумывая ни секунды, он сошел с тропы на ближайшем острове и выставил перед собой меч. Вновь птица Кецаль, с крылом в узорах танцующих драконов, укрыла двух адептов щитом из перьев-мечей. И звездный свет броней слился воедино с техникой Хаджара.
Совокупная защитная техника двух адептов, обладавших терной и огромной энергией — этого хватило лишь чтобы спасти свои жизни, но не более того.
Когда туманное копье врезалось в грудь Первобытного Бога, то разошлись волны столь сокрушительной энергии, что техники Хаджара и Лэтэи смяло и развеяло по ветру лишь спустя несколько ударов сердца.
Только благодаря броне и тому, что они находились на весьма почтительном расстоянии от эпицентра сражения, они еще не встретились с праотцами и матерями своих матерей.
Потоки огня и острых, водяных капель, закружили в хаотичном танце. Они разлетались по небу, рассекая его легче, чем раскаленный нож теплое масло.
Сжигая и пронзая, они превращали острова в пыль и щебень.
Некоторые из адептов, даже находясь под защитой Кань Дуна, не выдержали давления чужих сил. Их души сгорали в пучине энергетических вихрей и обугленные тела падали замертво куда-то в бесконечное “дно” небесного колодца.
Оглушенная ударом птица зависла в воздухе на мгновение. Но его было достаточно, чтобы Кань Дун, оттолкнувшись от земли, взмыл в небо. Он раскручивал над головой свое невероятное копье. С каждым оборотом капли влаги и воды, оборачиваясь все теми же речными потоками, шириной в целое море, сливались с его оружием.
С громким боевым кличем бессмертный обрушил мощный рубящий удар на шею птицы. Клинок его копья уже достигал десятка километров в длину, но на фоне титанической сине-огненной птицы он выглядел как небольшой нож, полоснувшей ей по шее.
Капли горящей крови упали на догорающие зеленым пламенем облака. Кань Дун же, вытянув перед собой ладонь, что-то произнес. Хаджар не уловил смысла, но его душа резонировала с волшебными словами.
Бессмертный сплетал их в могучие заклинания так же легко, как поэт слагает предложения. Волшебная энергия хлынула в эту реальность.
Он закружила капли крови Первобытного Бога и, подчиняя их своей воли, обращала в бутоны какого-то неизвестного Хаджару цветка.
Его корни – водяные лианы, полные мистерий оружия Кань Дуна, потянулись к своему источнику – ране на шее птицы. Они впивались в неё хищными змеями и, разрывая и рассекая плоть, проникали внутрь. Вены под перьями Первобытного Бога вздулись и наполнились речной энергией, а затем лопнули прямо внутри тела.
Очередное:
– Кья! – на этот раз полное не только гнева, но и боли, разбило облака.
— Мне нужна помощь! — закричал Кань Дун. – Соберите перед собой свою энергию и мистерии и будьте на готове.
Хаджар все это время искал возможность проложить путь среди облаков к последнему острову, но не находил окна, чтобы это сделать. Все небо перед ними дрожало в жутком танце огненных перьев и пронзающих пространство капель-копий.
Все, что оставалось двум адептам – наблюдать за сражением.
— Он явно еще не отошел ото сна, — произнесла Лэтэя.
Принцесса, закинув в рот несколько пилюль, вновь призвала свою защитную т.ехнику. Точно так же поступил и Хаджар. Они вдвоем, плечом к плечу, стояли на небольшом каменном осколке, зависшем в воздухе – все, что осталось от парящего острова, размером с небольшой город смертных.
Все остальное оказалось развеяно эхом от битвы Бессмертного и еще не проснувшегося Первобытного Бога.
Как бы ни был силен Кань Дун по меркам смертного мира, но даже на фоне страны Бессмертных он являлся не самой видной фигурой. Не говоря уже о монстре, место которого — на Седьмом Небе.
– Мы должны поторопиться! – бессмертная обезьяна вновь собирала силы для удара. — Через несколько мгновений эта тварь вернет себе все свои силы и тогда мы покойники!
Зависнув в воздухе, как недавно сам Хаджар против Дикого Бога, Кань Дун поднял над собой копье-клинок. Он собирал энергии, неведомые простым смертным адептам. Те кружились вокруг наконечника его копья, поднимаясь в небо длиной, цветастой лентой.
Та постепенно закручивалась и расширялась, принимая форму ствола водяного дерева. Это все чем-то напоминало ту технику, которой Бессмертный едва не отправил к праотцам Хаджара, когда тот решил обменяться несколькими ударами с Кань Дуном, чтобы лучше понять силу прошедших Испытание Небес и Земли.
- Когда они используют все свои силы, – шепнула Лэтэя. – у нас появится небольшое окно. И когда оно появится – ты иди наверх, а я их задержу.
– Но…
– Как ты сказал недавно, Хаджар, – улыбнулась краешком губ принцесса. – это называется командной работой. Первобытный Бог освободил Кань Дуна от ограничений законов, но когда он падет – Бессмертный снова будет связан. У меня хватит сил и артефактов, чтобы задержать их минут на десять. Так что поторопись, если не хочешь возвращать отцу мой труп.
Хаджар вздохнул, но спорить не стал.
Принцесса была права.
А в этот момент, бессмертная обезьяна уже закончила подготовку своей убийственной техники.
Глава 1530
Огромное водяное дерево, ствол которого — вертикальные потоки воды. И каждая капля внутри этих стремящихся к небесам рек — сосредоточие таинственных мистерий и неподвластных смертным энергий. Ветви дерева – древко странного оружия Кань Дуна, а бесчисленные листья — его клинки.
Но этого оказалось мало Бессмертному. С явной натугой, крича что-то на незнакомом Хаджару языке, роняя капли крови из носа и рта, он взмахнул копьем.
И одновременно с этим водяное дерево, превзошедшее по размерам самые высокие горы, ведомые смертным, задрожало, а затем закрутилось в водяном танце.
Слетели его листья и, вытянувшись вихрем, приняли очертания клинка. Ствол дерева истончился, а затем уплотнился до такого уровня, что стало невозможно отличить потоки воды от яркой стали. Ветви же стали прекрасными узорами плывущих по древку водяной стали кувшинок.
