Хаджар снова затянулся.
Крепкий табак.
Хороший.
— Ты ведь знаешь, что такое — Орден Ворона?
— Конечно знаю, Чужак.
— Две сотни капель…
— Каждому! Две сотни каждому, Чужак.
— … стоят того, чтобы так сильно рисковать своей жизнью?
Абрахам улыбнулся. Чуть грустно и немного печально.
— Может и не стоят, — согласился он. — но мои года подходят к концу. Без больших денег я вряд ли шагну на следующую ступень, а значит скоро наткнусь на сталь того, кто окажется моложе, злее и быстрее меня. Так что — если помирать, Хаджар, то со славой и честью, а не старым псом.
Хаджар посмотрел на Гая.
— Смерть близко, — ответил секирщик на немой вопрос. — и ближе она уже не станет.
— Куда отряд, туда и я, — пожал плечами Густаф. — другой семьи у меня нет, возвращаться мне некуда.
Иция поставила на стол деревянный поднос с приятно пахнущей едой.
— Абрахам без нас и недели не протянет, — сказала она.
Алба-удун в очередной раз побулькал рагу.
Хаджар выдохнул облачко дыма.
Он пока не понимал, повезло ему или нет.
Глава 1394
Посреди поля сидел высокий юноша. С до того седыми, что почти белыми волосами, он имел статное, крепкое, но не крупное телосложение. Если приглядеться, то можно было увидеть, что его, казалось бы, едва ли не хрупкое тело, на самом деле — перетянуто стальными мышцами и тугими жилами.
Как быстрый, хлесткий, но крепкий меч, готовый разить врага без устали.
Да, наверное именно на меч и был похож этот седой юноша с уставшими, но все еще пылающими волей, синими глазами почти небесной расцветки.
И, будто в подтверждение этих иллюстраций, юноша достал из ножен свой клинок.
Поднялся ветер.
Он игрался с длинными, седыми волосами и плясал в одеждах, цвета лазури. Облака, вышитые на них, кажется, плыли именно с той скоростью, с которой дул неутомимый гонец природы.
Порой из-за их белых, кучевых объятий показывались яркие, ночные звезды.
Меч, на фоне волшебных одежд, ничем не уступал. Его черная, словно облитая чернилами рукоять, резко контрастировала с синим клинком. На нем белая птица Кецаль парила среди облаков, дотягиваясь до маленьких звезд, сияющих у самого лезвия.
Юноша поднялся и взмахнул рукой. Вокруг него в землю, словно из ниоткуда, вонзилось чуть больше шестидесяти палок. Они сформировали восемь кругов, равно удаленных от центра, которым и являлся юноша.
Самый последний из них находился на границе в восемьдесят метров, а самый ближайший — в десяти.
Юноша прикрыл глаза и поднял перед собой меч. В синих одеждах, с мечом цвета лазури, он выглядел как какой-то герой, сошедший с уст менестреля, поющего о великих свершениях прошлого.
Затем, с порывом ветра, юноша сделал едва заметный шаг вперед. Его меч поплыл куда-то вдаль, чтобы затем развернуться и, описав красивый, ровный полумесяц, оказаться за спиной фехтовальщика.
Так он и двигался.
То ускорялся, то замедлялся, взмахивая мечом, сражаясь с невидимым противником. Выпад следовал за ударом, а взмах чередовался с защитой. Передвигаясь так тихо, что не слышано было даже как шуршат его одежды, могло создастся впечатление, что, на самом деле, это не он словно следует за ветром в своем искусстве, а ветер — за ним.
Как если бы легкий бриз, ласкающий лицо, зарождался не где-то среди бесконечных простор, а в самом центре круга из палок. В сердце самого юноши.
Так длилось не долго.
Не дольше четверти часа.
Хаджар открыл глаза и, утерев лоб, огляделся.
Ряда палок, вплоть до четвертого, превратились в ворох щепок. С пятого до седьмого в земле остались воткнуты лишь неказистые обрезки. И только восьмой остался выглядеть более-менее приемлемо. Хотя на нескольких палках виднелись явные следы порезов от меча.
— Нам еще предстоит долгий путь, старый друг, — вздохнул Хаджар, глядя на лезвие клинка. — только жаль, что у нас осталось не так много времени на это.
Как нетрудно было догадаться, в данный момент Хаджар тренировался со своими новыми силами. Стадия Безымянного адепта подарила ему доступ к собственной стихии.
Только если у обычного адепта это выражается в яркой приверженности в техниках. К примеру, как у Алба-удуна, все техники которого напоминают огненный вулкан.
То у Хадажра с этим обстояли дела несколько иначе. Так уж получилось, что он с детства является носителем Истинного Имени ветра, а значит — стихия всегда жила внутри него. Может это и помогало ему — лишенного сколь-нибудь существенного таланта к Пути Развития, продвигаться по ступеням с такой невероятной скоростью.
Теперь же, когда он завоевал свое собственное имя в стихии, получив его из уст самого Борея, Хаджар стал не то, чтобы лучше «видеть», «слышать» или «чувствовать» ветер.
Он будто осознавал его заново.
И немного по-другому, нежели прежде.
И сейчас, в этих тренировках, Хаджар, вплетая новое искусство в свой стиль и техники, пытался удержать вечно гонимого странника внутри меча и своего тела, но тот все время стремился отправиться дальше.
Из-за этого невероятно падал объем потенциала, который мог использовать Хаджар и сильно страдали техники. Нет, все равно, он стал намного, несопоставимо сильнее, чем прежде, но, тем не менее, он не мог удержать ветер даже в пределах восьмидесяти метров.
Чего уж там говорить о том, чтобы сражаться с ним в одном едином порыве.
Что же касалось техники Воина Ветра, которую Хаджар мог использовать так, словно являлся её создателем, здесь все обстояло куда как сложнее.
Хаджар сомневался, что этот дар… хотя, скорее, взятка, предоставленная ему узником собственной души — Черным Генералом, относилась к классификации техник Страны Смертных и, даже, Бессмертных.
Она была настолько сложна. Настолько глубока в своих мистериях меча, ветра, воина и много чего еще, что, вряд ли, хоть кто-то, кто не посвятил мечу тысячи эпох и не провел в них неисчислимое множество битв, мог создать нечто подобное.
После того, как в сознании Хаджара поселилось знание о «Воине Ветра», он перестал называть свою технику «Песнь Разорванного Неба» — Божественной.
Вряд ли вообще что-то, что находилось ниже, чем техника «Воина Ветра», могло именоваться «Божественной» техникой. И это не говоря о том, что в странах Смертных и Бессмертных имелся еще один уровень, считавшийся последним — уровень «Звездных» техник. Но, опять же, Хаджар сильно сомневался, что даже этот уровень сравнится с тем, что теперь находилось в его сознании, теле и душе.
