Хаджар помнил тот вечер, когда они сражались. Если так вообще можно было назвать произошедшее.
– Последнее, что я запомнил перед тем, как оказаться посреди неизвестности – свет Миристаль. Прекрасной Миристаль… Путеводного огня для всех, кто странствует по просторам безымянного мира. И, когда я открыл глаза, её не было. Ничего не было, Хаджар. Я подумал, что оказался в бездне – в другом мире… и только какое-то внутренее ощущение… чувство, живущее вот здесь, – эрхард ударил себя кулаком по груди. – только оно подсказывало, что все еще тот же самый безымянный мир.
Хаджар хотел бы сказать, что понимает, о чем говорит Эрхард. Что и он испытывал подобное.
Хотел.
Но не мог.
Потому что, когда он открыл глаза в этой новой земле, первым, что он увидел, было лицо матери. И тот океан любви, который плескался в её глазах, светил ничуть не хуже, чем некогда прекрасная Миристаль, гулявшая среди звезд.
– Я надеялся, – продолжал последний король. – даже когда ко мне вернулась память, и я вспомнил, как закончился мой земной путь, я надеялся, Хаджар. Надеялся, что оставил потомкам светлый край, живущий свободно и гордо. Но что я узнал… что земли, которые я объединял со своими братьями, проливая кровь и пот, переступая через честь, через совесть, творя ужасные поступки ради одного – общего блага, превратился в руины. Что народ, который мы сковали и сцепили вместе единым целым, – Жрхард сжал пальцы обеих рук в крепкий замок. – теперь разделен. Разделен на семь глупых династий и несметное количество мелких, прозябающих на задворках цивилизации, королевств. И нет ни единого пути, ни одного языка. Где-то голодают, где-то не знают, как обрабатывать металл, в то время как иные – летают среди облаков на, к демонам, кораблях! Но даже не это, Хаджар, самое страшное. Даже не это… не это… заставило меня снова взять меч в руки, после того, как я поклялся, что больше никогда его не обнажу. Нет, Хаджар, вовсе нет. Ярость… гнев… злость – вот что я почувствовал, когда узнал, что свобода и равенство перед законами чести и совести, что светлое завтра, что все, за что мы сражались – у людей отняли. Отняли те, кто присягнул, однажды, на верную дружбу в обмен на право жить на наших землях. Разделять нашу пищу. Идти с нами одним целым под бескрайним небом. И я мог бы жить в миру, Хаджар. Как ты – построить дом. Возделывать землю. Ибо слышит Миристаль, нет столь же благородного занятия, как служить народу – давать возможность ему жить, дышать… есть. Но! Еще не настал тот день, Хаджар Дархан, чтобы я отдал эту землю в руки врага! Чтобы я отдал её монстрам – зверям, которые отобрали у нас все, за что мы умирали!
Хаджар смотрел на Эрхарда. На то, как пожаром, зажигающим небо, запылали его серые глаза, полные смертной стали.
Последний Король говорил. Говорил много. Завораживающе. Воодушевляющее. Хаджар прекрасно понимал, почему за ним шли люди. Почему даже сейчас он смог собрать целую армию, готовую пойти на приступ Страны Драконов.
Но…
Эрхард говорил, а Хаджар слышал лишь Белого Клыка. И то, как с его уст срывается слишком хорошо знакомый бой военных барабанов.
– Нет, – перебил Хаджар. – я не пойду с тобой.
Эрхард замолчал на полу слове. А затем покачал головой.
Позади него, из тени леса, вышла Азрея. Хаджар нисколько не был удивлен, что увидел её вместе с Эрхардом. Более того, он даже, наверное, знал, что все именно так и сложится.
Знал еще в тот вечер, когда к нему в Седент пришел Парис Динос. Как жарко он говорил о новой войне. И как жадно его слушала маленькая тигрица.
– Почему? – прошептала она.
Глава 1187
— Почему, – повторил, на выдохе, Хаджар. Над его головой пылало небо. Но впервые, за долгое время… за очень долгое время он был этому рад. Потому что, наконец-то, оно пылало не потому, что горела земля от гремящего зова войны, а потому, что брезжил за спиной теплый, мирный рассвет. – потому что я устал.
— Хаджар, которого я знаю, – Азрея сделала шаг вперед. – которого я полюбила, не знает усталости! Он идет вперед! Только вперед! Всегда — к своей цели и…
— И где она – эта цель? — Хаджар прикрыл глаза. Прохладный ветер, согретый лучами восходящего солнца, обдувал его лицо. — С тех самых пор, как мои родители были… убиты, – несмотря на прошедшие годы, Хаджару все еще было сложно произносить это вслух. — я не принадлежу сам себе. Я стал генералом Лунной Армии, чтобы спасти сестру и вернуть ей трон. И я отправился через Море Песка в Даанатан, чтобы стать сильнее, – Хаджар покачал головой. — Ради похода на Яшмовый Дворец, убежал я себя. Ради того, чтобы показать Седьмому Небу, что человек — не пешка на их шахматном поле и что наши жизни, не развлечение, но… что я сделал для этого? Уничтожил Лунную Секту? Не спас принцессу Дарнаса? Едва было не стал причиной, по которой мертвые не вырезали половину крестьян вокруг столицы? Убил Ана’Бри? Разрушил несколько аристократических кланов? Привел к гибели целую рассу степных орков? Так скажи мне, Азрея, где среди этого перечня то, что я сделал по своей воле – ради своей цели? Разве я стал ближе к Седьмому Небу?
Хаджар посмотрел на свои ладони. Грубые. В мозолях и шрамах. Они дрожали. От веса, который держали.
Да, внешне они были пусты. На них давил лишь воздух.
Но внутри Хаджар ощущал, как эти самые ладони держали вес тех жизней, сотен, тысяч, сотен тысяч жизней, которые он ими отнял сам или стал причиной, по которой они оборвались.
— Я не знаю кто или что, -- он сжал кулаки. – швыряло меня по всем этим невзгодам. Но я устал. Я устал от войны. От крови. От смертей. От того, как умирают братья и друзья. От плача матерей и стонов отцов. От крика детей. От горящих городов и деревень. От того что сильные, помыкают слабыми. От того, что слова чести и достоинства все реже и реже звучат в миру. Но еще больше я устал от того, что сражаясь против того, чтобы не быть пешкой, я оказался лишь фигурой в чьих-то руках. И, куда бы я не пошел, везде меня ждет уже расставленная ловушка. Сплетенная интрига. Причина, чтобы продвинуть меня на очередную клетку вперед. Но как говорил один мудрец – лучший выход в ситуации, где любой шаг, означает поражение – бездействие. Так что я останусь здесь. Останусь и посмотрю, что тот, кто стоит за тенями, да и пусть сама проклятая судьба, сделают.
Азрея потянулась к Хаджару, но остановилась на полушаге.
– Пока мы странствовали я…
Хаджар поднял на неё взгляд. Его голубые глаза, уже давно не человеческие, встретились с её, которые лишь начинали становиться таковыми.
Не это ли ирония мироздания.
– Ты видела, дочь моя, все что видел я. И все еще хочешь сражаться?
– Да.
– Тогда скажи мне – ради чего? Ответь и может и я найду свой ответ.
– Чтобы стать сильнее.
– А что потом?
– Потом?
– После того как ты станешь сильнее, – Хаджар поднялся и наклонился над чуркой, на которой лежал молоток и гвозди.
