Эти слова прозвенели не хуже пушечного сигнального выстрела, который служил в военной столице сигналом к общему отбою.
— Император вы…
— Лишь он один, из всех вас, познал скрытую суть Истинного Слова и смог слить его со своей волей, энергией и мистериями меча. Лишь один Хаджар Дархан способен выстоять против Алого Мечника. И лишь его одного я смогу выставить в бой.
Тот, кто стоял за всем, что происходило в жизни Хаджара… тот, кто вел его, семимильными шагами, сквозь сотни тысяч сражений, покрывая шрамами его тело и душу.
Был ли это Морган?
Скорее всего — нет.
Ведь Морган не был причастен к миру Земли, он даже не знал о драконьем сердце, бьющемся в груди Хаджара. И это внушало едва ли не ужас.
Ужас, что кто-то игрался с интриганом, уровня Моргана, так же, как тот с собственными пешками. Походя. Даже не замечая.
Проклятье…
— Вы можете быть свободны, генерал Дархан, — Морган откинулся на спинку стула. — остальные подробности вам, дабы не нарушить клятв, знать ни к чему.
Хаджар поднялся и посмотрел в глаза Моргану. Если он не ошибся и понял намек правильно, то это был последний раз, когда они разговаривали. И, возможно, последний, когда виделись.
И Хаджар хотел, видят Вечерние Звезды и слышит Высокое Небо, он хотел ненавидеть этого человека. Хотел, но не мог…
Потому что если он не ошибся… если это действительно был намек, то…
Хаджар глубоко поклонился, после чего развернулся и отправился в сторону трапа.
Завтра его ждала битва, от которой он не мог отказаться.
Не мог отказаться ради своей сестры, её мужа и их сына. Но не из-за пустой угрозы, которую произнес Император Дарнасса. А из-за того обещания, что крылось за ней.
Обещания, которое слишком искушало, чтобы не поддаться на его зов.
Глава 1119
Хаджар сидел в позе лотоса. Чуть поодаль от общего лагеря, он вглядывался в бесконечные звезды, застывшие в ночной мгле. Холодные и безразличные, но уже не такие безмолвные, как прежде.
Хаджар слышал их свет. Он сплетался с шорохом травы, которая качалась в ожидании капель утренней росы. В пении ночных птиц и цикад. В том, как распускались бутоны цветков, открывающих свою красоту лишь в подлунном сиянии.
И все это звучало ветром, шелестящим в волосах Хаджара. Играющегося с его фенечками.
— Дзиньк-дзиньк, — звенели они.
Имя Ветра. Вечно изменчивое, но такое знакомое. Каждое мгновение оно менялось, обновлялось, умирало, рождалось и вновь изменялось. Начиная произносить его в одной форме, Хаджар заканчивал уже совсем в иной.
И как это происходило — он не мог никому объяснить. Ибо даже одна подсказка, мог разрушить душу и разум того, к то его услышит. И повредить путь развития тому, кто скажет.
Это чем-то походило на клятву…
Лишь призрачный, самый легкий намек мог быть дан ищущему истины, чтобы не навредить им обоим.
Проклятые интриги…
— Отведи меня, — прошептал Хаджар, когда Ветер наполнил его душу. — отведи меня домой…
* * *
Если бы кто-то мог видеть незримое, то заметил бы, как из груди сидящего в позе лотоса воина вырвалась птица Кецаль. Она ветром взмыла к облакам и унеслась куда-то на север. К далеким землям.
Но, увы, никто в военной столице не мог видеть незримого. И потому им остался неведом полет величественной птицы.
Она за мгновения пересекала огромные горы, за доли секунды преодолевала реки и поля, моря и леса, холмы и луга, города и села, деревни и озера. Каждый взмах её крыльев был дыханием ветра, а каждый вздох ветра ложился тысячами и сотнями километров.
И так пока она не приземлилась в саду. Далеко не таком красивом, как сад Запретного Города и даже и близко не стоявшим с тем, которым мог похвастаться Ласкер.
Но куда более родным для птицы Кецаль, превратившейся в незримый силуэт человека с длинными волосами.
Он посмотрел на четыре могильных надгробия. Два уже совсем старых и два чуть поновее.
Отец и мать. Брат и его жена.
А там, чуть в отдалении, пятое надгробие.
Его дядя.
Сад дворца Лидуса почти никак не изменился.
Как, собственно, и озеро, которое находилось в его центре. Озеро, с которым было связано столько воспоминаний и… лишь одно единственное обещание.
Человек, ступая по глади води, подошел к маленькому островку с невысоким деревом, растущим на нем. Там, в ночи, под кронами дерева, стояла в ожидании рассвета прекрасная девушка.
Её золотые волосы плыли по воздуху, а изумрудные глаза блестели в ночи.
Элейн.
Последний осколок прошлого. Последняя ниточка, которая спускалась в ту бездну, куда он все глубже и глубже погружался.
Он обещал, что вернется.
Что придет сюда.
Не клялся, но обещал.
А для Хаджара Дархана обещание стоило куда больше клятв.
Он хотел обнять её. Прижать к себе.
Сказать:
— «Я дома».
Но Элейн почувствовала лишь дуновение ветра и не более того.
Он стоял рядом и смотрел ей в глаза. Немного уставшие.
Наверное, заботы о сыне даже для истинного адепта были не такой уж тривиальной задачей.
— «Я вернусь», — сказал Хаджар. — «Однажды я вернусь… пожалуйста, дождись меня… чтобы я знал, куда мне возвращаться. Чтобы не потерялся».
После этого птица Кецаль взмыла в ночное небо.
Элейн же, слегка вздрогнув, увидел как замерцали звезды в отражении темных вод озерной глади. Будто второе ночное небо. И, пусть на мгновение, ей показалось, что она увидела среди маленьких волн парящую среди звезд птицу.
— Я буду ждать, — прошептала она. — даже если это все, чем я могу тебе помочь, я буду ждать.
Если бы только она знала, что это была самая большая помощь, на которую только мог надеяться воин.
Чтобы где-то.
Чтобы кто-то.
Его ждал.
* * *
На рассвете, с восточного горизонта степи начало приближаться нечто. Нечто, состоящие из легионов Ласкана, маршем идущих по высушенной солнцем земле. Нечто, состоящие из огромных кораблей, хищными птицами и небесными монстрами рассекающих килями величественные облака этих простор.
Нечто в виде исполинских големов, некоторые из которых были так велики, что доставали плечами до тех самых кораблей, плывущих среди облаков.
И все это море из людей, конструктов и кораблей, из пушек и ездовых животных, из людей и нелюдей, надвигалось на западную половину степей, но, так и не пересекая условного центра, застыло на месте.
