Лишь несгибаемая воля, которая провела его сквозь неисчислимое количество невзгод, лишений и битв, не позволяла Оруну отойти в мир иной из-за душевных ран или, как бы избито это не звучало, разбитого сердца.
– Как думаешь, ученик, – внезапно произнес он. – это говорит о чем-то?
Хаджар лишь пожал плечами.
– Для меня, учитель, – он скрестил ноги и принял позу лотоса. Время отдыха заканчивалось. – мы просто сидим на Горе Стихий. И, если честно, я даже не знаю – реально ли это все, сон ли это или последствия Пилюли Ста Голосов, которая должна была мне показать нечто, находящееся за гранью Королевств.
– За гранью Королевств? – хмыкнул Орун. – я искал это знание почти всю свою жизнь и могу с уверенность сказать, ученик, что зашел дальше, чем остальные, но могу сказать одно – там ничего нет.
Хаджар медленно погружался в себя.
– Этого не может быть, учитель, – ответил он. – всегда есть что-то еще. Есть что-то дальше. Что-то сильнее, что-то выше.
Орун засмеялся.
– Я тоже так думал, ученик, когда был так же молод и горяч, как и ты. Но шли годы, за ними века, потом тысячелетия и… я так ничего и не нашел.
Хаджар уже почти находился в глубокой медитации, где не было ни мыслей, ни слов, ни чаяний, ни даже реальности. Лишь чистое и незамутненное сознание.
– Я найду.
Орун, промолчав, дождался пока ученик окончательно погрузиться в себя, а затем добавил:
– Я надеюсь.
Он поднялся, обнажил свои клинки, скрестил их перед собой, а затем с силой развел в сторону. Кто знает, что произошло на плацу Тирисфаля, но когда Хаджар пришел в себя, то увидел, как на расстоянии в десятки километров, на высокой скале появился Х-образный шрам. И в нем не было ни мистерий меча или иных духов, ни энергии.
Лишь воля.
После третьего шага, воля врат Луны, которая до этого казалось небом, теперь разрослась до целой необъятной вселенной. Ей не было ни конца, ни края.
Хаджар оказался травинкой, возмужавшей посреди бесконечности жженого песка. Не более, чем искрой на поверхности уже давно потухшего костра.
Маленькой точкой на белоснежном холсте.
Вокруг него находился целый океан воли, котрая окружала его со всех сторон.
Одинокий воин, вставший на границе вражеского государства.
Хаджар направил всю энергию и все мистерии духов меча и ветра внутрь доспехов Зов. Синие одежды, сшитые самой Королевой Мэб, поднялись над землей широким полотном. Засияли звезды, полетели по шелку белые облака. Но все это лишь отодвигало тот неотвратимый момент, когда вселенная обрушиться на восставшую против него вспышку и поглотит её безграничной чернотой своего существования.
Это воля – была.
Она – есть.
Она находилась здесь и сейчас. И будет находиться здесь вечно.
Врата Луны, несмотря на свою обшарпанность и довольно жалкий внешний вид, была частью Лунного Пика. Частью этой горы. Всей той жизни, что раскинулась у её подножия, всей той целеустремленности, совокупных чаяний каждого ученика или наставника.
Врата Луны олицетворяли собой суть эпох существования Лунной Секты. Её воли.
Воли бесчисленного множества адептов, которые здесь обитали. И еще большего количества смертных, нашедших свой покой в разбросанных по долине деревнях.
И Хаджар, в одиночку, отправился сражаться против подобной мощи.
Земля трескалась вокруг его ног. Крошился камень, а вместе с ним – кости в теле Хаджара. Его душа дрожала осенним листом и не было силы, чтобы поднять меч. Не было силы, чтобы призвать стойку техники “Меча Четырех Ударов”.
Даже чтобы использовать Шаг Белой Молнии – Хаджар едва справлялся с тем, чтобы сохранить под давлением цунами воли свое собственное “я” и не раствориться в этой вечной вселенной.
И все же, он не сдавался.
Его воля была крепка.
И, как бы ни был силен враг, Хаджар никогда не отступит.
Он, отхаркивая кровью, игнорируя то, как на теле лопалась кожа и мышцы, как его одежды-доспехи покрывались алыми пятнами, сделал шаг вперед.
И, после четвертого шага, воля, огромная как небо, вдруг уплотнилась. Уплотнилась настолько, что её можно было увидеть. Впервые в жизни Хаджар смог, действительно, невооруженным взглядом увидеть Волю.
Призрачная, словно из тумана, обыкновенная ладонь. Ладонь, способная стереть с лица земли Запретный Город, устремилась прямо в грудь Хаджару.
Если бы он мог слышать, то услышал, как ученики завороженно произнесли:
– Длань Луны.
– Я лишь слышал о ней легенды, но никогда не верил.
– Говорят, что когда сюда пришел, две тысячи лет назад, Великий Мечник Орун, то не смог выдержать её удара и целых пятьдесят лет провел в исцеляющих медитациях.
– Этот наглец – обречен.
Ладонь, в своем выпаде, могла бы обогнать самый быстрый и ловкий из мечей, она оставила бы позади лучшую из стрел, но для Хаджара время будто остановилось.
Перед его внутренним взором появился образ Х-образного шрама на далекой скале. Шрама, который Орун оставил не используя мистерий меча или энергии.
А значит – не используя и самого меча.
Но, все же, шрам оставили именно его клинки.
Простая, казалось бы, загадка, которую Хаджар не смог решить ни за сорок лет пребывания на Горе Ненастий, ни за несколько недель в реальном мире.
Глава 984
Продвигаясь по пути пути развития, адепт постигал суть себя и мира, с которым взаимно отражался друг в друге.
Он понимал, как все тесно связано и переплетено друг с другом.
Сперва он вплетал в этот путь свое тело, затем разум, потом душу, следом свою потаенную суть, потом сливал все это воедино и не важно шла ли речь о ступенях развития энергетической структуры адепта или его владения оружием или магией.
Но об одном адепты забывали.
Не могли этого увидеть.
И никто не мог ни намекнуть, ни подсказать.
Это можно было лишь понять самому.
Орун научил своего ученика всему, что знал сам, но это было лишь сродни записи информации внутрь нейросети. Найти квинтэссенцию этого знания, его суть – Хаджар должен был сам.
И после того, как Х-образный шрам вдруг сменился на лица тех, кто был ему дорог, Хаджар все понял.
Он увидел Элейн, её жениха и их неродившегося сына. Он увидел Эйнена и Дору, обнявшихся около тусклого костра. Увидел Анетт, Тома, Гэлхада и даже Анис.
За что сражаться Хаджару?
Чтобы сделать свою жизнь лучше? Он и так мог, отказавшись от дальнейшего продвижения по пути развития, жить не хуже главы аристократического рода.
Он мог вернуться в Лидус и создать из него мощный регион.
Но…
Что было бы дальше.
После десяти веков. Сотни веков. Тысячи веков. Или целой эпохи. А после двух. Трех?
Чтобы осталось от Хаджара Дархана и того, как он жил. Чтобы оставил он после себя для тех, кто придет следом. Для детей, детей их детей и детей их детей.
Ничего…
Ради кого Хаджар начал свой поход против Седьмого Неба? Ради себя.
Так было по началу.
Но теперь.
Хаджар вновь увидел перед собой лица дорогих ему людей и просторы родной страны.
Морган, всего несколькими словами, смог сотрясти душу Хаджара и показать ему границы истинного отчаянья.
Но здесь, стоя у врат Луны, Хаджар видел ответ на своей вопрос. Он видел ответ на то, почему Орун, величайший воин эпохи, отдал за него – глупого мальчишку, свою жизнь.
Потому что Орун оставил после себя нечто большее, чем он сам. Что-то, что будет жить и спустя эпохи. Жить в том, кому это передаст Хаджар, а может и уже живет – в юном воине, который лишился дома, отца и родных, но смог защитить свою мать.
Орун оставил после себя волю.
Хаджар посмотрел на черное небо, застывшее гранитом над его головой.
– Я вижу… – прошептал он. – вижу, что находиться дальше…
