И, почему-то, как и в прошлый раз, в данный момент Хаджару захотелось услышать родную речь старого мира.
[Обрабатываю запрос… запрос обработан. Инициирую аудио-имитацию объекта “Харизма-Брат Мой”]
– Так то лучше!
Эйнен, заглатывая сразу пригорошню пилюль, вновь восстановил доспехи Зова и, сливая их с защитной техникой, породил Радужную Обезьяну.
Та, уничтожая стоявших рядом мертвецов одним лишь ревом, стучала клыком-копьем о щит из черепашьего панциря.
– Дора! – островитянин выставил перед собой щит.
Эльфийка, так же закидывая в рот пилюли, с разбега оттолкнулась от щита и, выстрелив в небо пушечным ядром, обрушила уже третий титанический молот на голову Дереку.
Тот, как и в прошлые два раза, попросту отмахнулся от Божественной техники клана Зеленого Молота, как будто та была для него незначимее комариного укуса.
Океан острейших щепок уничтожил очередные десятки тысяч мертвых, но еще больше шли следом.
– Карейн! Том! – успела выкрикнуть Дора перед тем, как отлететь обратно на руки Эйнену. Островитянин все еще держал щит вокруг той части легиона, что смогла уцелеть после прорыва Длани Королевы. Из семидесяти пяти тысяч, стоявших в месте прорыва, живыми осталась лишь десятая часть.
Остальные, те, кого не успели добить, уже стучали оружием о призрачный зеленый панцирь, защищающий остатки третьей дивизии.
Два мечника, взлетев рядом с Дереком, использовали свои лучшие и самые убойные техники. Три кровавых меча Тома, то сливаясь воедино, то вновь разделяясь на три отдельных клинка, обрушились на спину Ласканскому Великому Герою.
Меч, сверкающий молнией хаоса, вытягиваясь в длину почти на сорок метров, вонзился прямо в сердце Дереку. Его, за рукоять, держал Карейн, чья одежды развевались белым веером. Позади него пылал силуэт Духа в виде демонической, двухвостой лисицы.
– Надоели, – Дерек крутанул мечами.
Десятки темно-золотых разрезов, каждый из которых преодолевал по мощи лучшую технику адептов, разлетелся по округе.
Том и Карейн успели оттолкнуться и оказаться под защитой панциря Эйнена, но другим повезло не так сильно. Мертвецы и легионеры, в равной степени, обращались в пыль.
А затем, когда на мгновение все стихло, Эйнен увидел как на их островок жизни в океане смерти падает полоса золотого света, внутри которой кричали души умирающий воинов.
– Семьдесят два! – выкрикнул Хаджар.
– Семьдесят один! – вторил ему второй голос.
Затем, вместе, синхронно отталкиваясь друг от друга и продолжая танец воздушной битвы, рассекая верхние жгуты в иероглифе, они потянулись к очередной двойной метке.
– Раньше тебя… брат мой… – донеслось до Хаджара.
В последний, решающий момент, его сердце дрогнуло. Его меч оказался не достаточно быстр и силен, чтобы рассечь жгут. Поток стального света уронил его на тот маленькой пятачок тьмы, что еще не был разрушен за время яростной битвы.
Он покатился по нему, но успел, до падения на равнину травы, вонзит мечь и удержаться на нем.
– Проклятье, – Хаджар видел, как тот же самый поток отталкивает другого Хаджара. И тому повезло намного меньше. Он не успел вонзить меч в тьму и полетел прямо на равнину, где их ждала смерть.
Хаджар, вспоминая опыт прошлого, оттолкнулся от собственного меча. Он взмахнул серым плащом, который еще недавно служил ему походным мешком, и, обматывая его вокруг рукояти, сорвался в пропасть.
Он успел как раз вовремя, чтобы поймать запястье другого Хаджара.
– Держись! – закричал он.
Вдвоем они повисли над миром души, по которому уже катилась волна серой мглы. Смерть шла за свой законной добычей, а дом праотцов все приближался.
– Отпусти! – второй Хаджар над пропастью. – Отпусти, идиот! Ты еще успеешь! Успеешь прикончить эту мразь!
– Ты умрешь, – Хаджар обхватил плащ рукой и потянул их наверх. – Мы успеем вместе! Расчет был на одного меня – у нас есть пара секунд в запасе.
Рывок, еще рывок, обваливающаяся площадка тьмы, застывшая в воздухе, была уже так близка. А затем треск. Треск рвущегося плаща.
– Он не выдержит нас обоих, – прошептал второй Хаджар. – глупая ситуация, да? Прямо как в кино.
– Не говори ерунды. Мы с тобой никогда не смотрели кино. Откуда тебе знать, что там показывают.
– И ты не жалеешь?
– О чем? А вообще – заткнись. Я тут делом занят.
– Не жалеешь, о том, что было.
Хаджар посмотрел вниз. Он встретился взглядом со своими же глазами. Вот только вместо воли, ярости или гнева, в них была только грусть. Грусть и одиночество. И боль.
Не физическая, а душевная.
Вот то, от чего отказался Хаджар при своем рождении – он отказался от боли.
– Развел тут сопли, – прорычал Хаджар. – нам надо…
Плащ порвался.
Тьма рассыпалась на части и метка меча вспыхнула победным светом.
Вместе они падали в объятья серой хвори.
– Кажется, мы попадем туда одновременно, брат мой, – прошептал Хаджар.
Раскинув руки в стороны, он последние мгновения своей жизни наслаждался тем, как ветер игрался с его волосами. Как тело его свободно парило сквозь облака. Как он, как и мечтал когда-то, лежа в маленькой каморке, был свободен.
И у него были друзья, которые проливали за него кровь и за которых он был готов отдать жизнь.
И был враги. Какие-то преисполненные чести и достоинства, другие –наоборот, их лишенные.
У него была жизнь и…
– И кто еще сопли развел, нюня?
Хаджар открыл глаза. В его груди торчала рукоять синего меча.
Эйнен, накрыв своим телом Дору, ждал, что на них обрушиться вся ярость Дерека, но этого не произошло.
Подняв взгляд, он увидел фигуру и не сразу признал в ней своего брата.
– Хаджар?
– Не сегодня, лысый, – Хаджар, стоя спиной к щиту черепашьего панциря, держал на плоскости странного меча два луча темно-золотого света. – Не сегодня кто-то из нас отправится к праотцам!
Глава 933
Легионеры, уже приготовившиеся к встрече с праотцами, вдруг увидели как небо, со стороны Даанатана, затягивает грозовое облако. Но, какое-то необычное, в нем порой, было видно, стоящего среди молний старца. Огромного, способно рукой закрыть вселенную, в одной руке он держал все разновидности оружия, который только создали люди, а в другой –музыкальный инструмент, который выглядел его щитом.
И с каждым ударом оружия, молнии опускались на столицу. Хищными и безумными от охоты драконами они рассекали небо, а затем вонзались в землю. А гром гремел такой силой, что у многих из ушей потекла кровь.
