– Я ищу… – Хаджар вовремя прикусил пряник. Это дало ему пару секунд на размышления. – ищу старца, бабушка. А история моя такая длинная, что сам не знаю, где начало, где конец.
– Не знаешь… – протянула хозяйка. Она качнула густой косой седых волос. Вот только Хаджару показалось, что это уже не седой цвет, а белый. Как первый снег… – Ну, как узнаешь, расскажешь историю свою, договорились?
– А если не узнаю?
– Узнаешь, путник, узнаешь… но, хорошо, давай так – когда придет время, ты будешь рассказывать истории до тех пор, пока ночью, когда свет солнца осветит покровительницу матерей, не расцветет цветок с черными лепестками и синим бутоном.
Эти слова, как уже было прежде, стремились к душе Хаджара. Но на этот раз они замерли на её пороге – будто спрашивали разрешения, чтобы войти внутрь.
Все, как и переписывали законы гостеприимства.
Хаджар начал подозревать, что законы эти были намного старше и куда значимее, чем о них думали в мире смертных.
– Это цена твоего ответа, бабушка?
– Это цена нашего разговора, путник. Не примешь – говорить нам не о чем. А за ответ спрошу столько, сколько стоит вопрос.
Хаджар несколько секунд подумал. Он пил чай и ел пряник. Его никто никуда не торопил, но он чувствовал, как время утекает сквозь пальцы.
– Согласен, бабушка, – кивнул, наконец Хаджар и почувствовал, как и эти слова въелись ему в душу. Не прошло и часа с того момента, как он пришел в Мир Духов, а уже успел взять на себя три обязательства. – Когда придет это время?
– Когда ты сам того захочешь, – пожала плечами бабушка. – Или, когда поймешь, что оно пришло. А теперь, расскажи мне о старце, которого ты ищешь.
Хаджар задумался. Как описать того, кого он видел лишь мельком и так и не понял, кем тот являлся на самом деле.
– Он играл на струнном инструменте, и был грозен, но мягок. Шагом он мог перешагнуть через горы, но в то же время выглядел не многим выше меня. Седой, как вершины гор зимой, он был воинственен, но… – Хаджар взял паузу, чтобы подобрать нужные слова. – Мягок и спокоен.
Бабушка, слушая, кивала головой, а когда Хаджар закончил, тут же ответила:
– Да, путник, с этим старцем я могу тебе помочь. Только не знаю, на счастье себе ищешь или на погибель. Но, раз ищешь и хочешь найти, то я подскажу, вот только…
– Только… что?
– Избушку мою видел?
– Видел, – кивнул Хаджар. – красивая.
– А когда-то была еще краше, – немного печально вздохнула хозяйка. – но сейчас время такое, что забор мой покосился, крыльцо, того и гляди, ногу кому-то откусит, а про крышу я даже и не говорю. Помоги, путник. Ты, вон какой видный. Плечистый, мускулистый.
– Конечно бабушка, помогу, – согласился Хаджар.
Сверкнули темные глаза хозяйки.
– Ты ведь слышал меня путник, – каким-то другим голосом, совсем не тем мягким и теплым, что раньше, произнесла она. – Что это лишь моя просьба, а не цена за ответ.
– Слышал, – кивнул Хаджар. Отставив чашку он поднялся и, выйдя в горницу, огляделся. –Где у вас можно инструменты взять, хозяйка?
Простояв немного, он дождался пока из кухни выйдет бабушка. В руках она держала ящик с молотками, гвоздями самого разного диаметра и калибра, с пилой и топором колуном.
– Держи, – она протянула ношу Хадажру. Тот принял и едва не согнулся под общим весом, а бабушке, старенькой созданию, хоть бы что – даже не вспотела, пока несла. – Спрошу тебя, путник. Почему согласился?
– Вы меня от травы спасли, – объяснил Хаджар. – а, даже если и не так, то… мама меня с папой, хозяйка, так воспитали, чтобы на добро отвечать стократным добром, а за зло – десятикратным злом.
Бабушка только улыбнулась.
– Это не так звучит на самом деле, путник.
– М?
– Раньше говорили, на зло – стократным злом, а на добро – десятикратным добром…Да и сейчас, тоже, – она подошла к Хаджару и провела морщинистыми пальцами по щеке. – Хорошая у тебя была мама. И папа, тоже. Не грусти по ним, путник, больше того, что следует. Им сейчас хорошо. Спокойно. Они отдыхают и ждут тебя, но не хотят, чтобы ты приходил. Как и все те, кто покинули нас. Они ждут и молятся, чтобы мы не приходили. Это их и наше испытание. Тех, кто любит.
Хаджар вдруг понял, что по его щекам катятся слезы. А вместе со слезами уходят остатки боли, оставшейся по ушедшим родителям.
– Спасибо, бабушка, – поклонился Хаджар. – я пойду, согреюсь, поработаю.
Глава 924
До самого вечера Хаджар, по пояс раздетый, на морозе, занимался тем, что чинил и правил. Он рубил дрова, которые непонятно откуда взялись на заденем дворе. Затем простой, двуручной пилой, делал из них пусть и плохонькое, но подобие черепицы для кровли.
Взбирался по лестнице, бил молотком по гвоздям, счищал снег и продолжал процедуру по новой.
Затем он смастерил несколько новых ступеней, начал класть их к крыльцу, но потом понял, что это бесполезное занятие и, вооружившись топором, разломал почти полностью лестницу крыльца и основание и заменил их на новые, украсив их той простой резьбой, на которую был способен.
Затем, уже в ночи, под светом звезд, он правил забор. Все это время, что кот, что пес, следили за ним, а бабушка порой выносила во двор горячего отвара, который согревал дышащее паром от работы тело Хаджара.
Наконец, когда он поставил на место последнюю доску в заборе и вырезал на ней несколько символов-оберегов, то уже собирался позвать бабушку, но та стояла позади него.
Справа от неё лежал старый пес, а слева – черный, толстый кот.
Они больше не шипели и не рычали на Хаджара, а воспринимали его спокойно и с миром.
– Обереги? – удивилась бабушка, увидев работу Хаджара.
– Чтобы чужие и названные не приходили, – кивнул Хаджар.
– Тоже мама показала?
Хаджар только кивнул. Символы, которым его обучала мать, не было волшебными. Скорее являлись иллюстрации к тем сказкам, которые она рассказывала.
– Что же… судьба, наверное… – прошептала бабушка. – Спасибо, путник, что не просто работу сделал, а от сердца. А то, что делается от сердца, пустым оставаться не должно.
Бабушка наклонилась и зачерпнула в ладонь снег. Она поднесла его к губам и что-то над ним прошептала, а когда расправила то в её руках оказались простые, просторные мужские одежды.
Расправив их, она подкинула их в небо. Вспыхнули звезды на черном бархате вселенной. И их отпечаток остался на одеждах. Из белых, они превратились в темно синие с едва видимыми узорами в виде танцующих звезд.
Затем, разложив их на снегу, она вновь взяла пригоршню снега и кинула её над ними. Поднялась настоящая вьюга, а когда улеглась, то у к звездным узорам добавились белые завихрения – словно ветер дул.
