– Смотри душой, – проворчал Хаджар. – легко сказать.
Игнорируя кота и пса, он подошел к бочке с водой. Только недавно он видел, что она была заполнена свежей дождевой водой. Теперь же она выглядела как затхлая, покрытая плесенью и тиной, вонючая жижа, в которой разве что лягушки не квакали.
– Не нравится моя вода, путник? – выглянула из горницы бабушка. – Могу другую предложить, – она протянула кувшин, пахнущий чистейшей, родниковой водой. – Возьми. Умойся. Освежись.
Хаджар, едва не теряющий сознание от вони, доносящийся из бочки, сжал зубы.
– Нет, бабушка, – покачал он головой. – Хозяин гостю всегда лучшее предложит, а гость – никогда радушного хозяина не обидит.
Хаджар снял с крючка черпак и, зачерпнув им жижу, закрыл глаза и вылил себе на голову. Ожидая худшего, он внезапно почувствовал как его раны затягиваются под остужающими, ледяными ласками чистейшей воды, которую он когда-либо ощущал на себе.
Открыв глаза, Хаджар вновь увидел ту же бочку, что и прежде.
– Раздевайся, путник, – бабушка подошла к Хаджару. В руках у неё вместо кувшина покоилась небольшая бельевая корзина. – Ты поле мое вспахал, я одежду тво в благодарность постираю. Пыльная она уже. Старая. Столько дорог ты в ней исходил, а сберег. Не дело, чтобы она в моей воде пропала.
На этот раз Хаджар не стал спорить. Руководствуясь все теми же законами гостеприимства, он, без всякого стеснения, разделся до гола и, сложив одежду, положил её в корзину.
Бабушка окинула его цепким взглядом. Но таким, каким обычно врач осматривает пациента, а не женщина голого мужчину.
– Потрепало тебя, путник… Но ты полезай, остудись. Отдохни немного, а потом в дом ко мне заходи. Я уже чайник поставила.
– Спасибо, бабушка, – поклонился Хаджар и, развернувшись, перелез через край бочки.
Стоило ему только погрузиться внутрь, как он мгновенно закрыл глаза от той неги, что растеклась по его телу. Раны, оставленные острой осокой, тут же затянулись. А затем, казалось, начали затягиваться и другие, куда более глубокие и страшные. Шрамы не только на теле, но и на обрывке души. Они сглаживались, боль по ним стихала и унимался зуд.
Но, чем дольше Хаджар оставался в бочке, тем холоднее становилась вода и так, до тех пор, пока не начав стучать зубами, Хаджар не выпрыгнул наружу.
Если только что вокруг него раскинула объятья молодая, посевная осень, то сейчас он по голенище стоял в снегу.
Позади прозвучал хруст смыкающихся ледяных объятий. Вода, в бочке, промерзла до самого дна и превратилась в огромную ледяную глыбу.
– Одевайся, путник, – прозвучало из дома. – пока не продрог.
Хаджар, стуча зубами, стянул с веревки свою одежду, быстро в неё облачился и, перескочив черех обветшалые ступени, оказался на крыльце.
Он уже едва не вошел в открытую дверь, как, опомнившись, постучал о косяк.
– Проходи, путник, – повторила бабушка. – по доброй воле проходи и собственным решением.
Эти слова, как и те, что произнес цветок, так же плотно въелись в душу Хаджару.
Вспомнив старые мамины сказки, он ответил:
Глава 922
– Боги и демоны! – кричал боцман. – Шевелитесь, демоновы дети! Каждому, кто будет медлить, гарпун в задницу через гланды засажу! Чтобы вам потом перед бабами своими было стыдно! А баб просто за борт скину, за ненадобностью!
Впереди, позади кораблей-призраков, о которых юнга раньше только в рассказах пьяных матросов и офицеров слышал, змеились по небу мертвенно бледные молнии.
– Юнга! – рядом с его ухом ударил гром. – Что стоишь, будто ждешь пока сзади кто пристроится! А ну выпрямись и где твой страховочный трос, мелкий выпердышь бездны! Захотел пополнить ряды скелетов?!
Юнга, едва ли не на пол корпуса перевесившийся, тут же выпрямился и развернулся. Рядом с ним стоял свирепый боцман. Двух метров в высоту, столько же в ширину, весь в шрамах и без правого глаза.
Матросы шутили, что таких как он – делали по заказу в главном военном порту Даанатана. Мол, самый хрестоматийный боцман из всех, которых только можно было найти во флоте пятого легиона.
И ведь угодило его попасть по распределению именно на этот корабль и именно в пятый легион. В первый же месяц, еще не закончив и курса молодого бойца, его бросили в самое жерло сражения с армией мертвых.
На флагман – “Красавица Нейя”, линкор, являвшийся флагманом флота пятого легиона.
– Так точно, сэр! – вытянулся по струнке юнга и отсалютовал.
– Что еще за “так точно” юнга?! Не на суше! – боцман уже замахнулся кулаком, но так его и не опустил.
Во время воздушного боя для всех действовало одно правило – своих бить нельзя. Других, чужих – сколько душе угодно. Это даже поощрялось. За каждого мертвого противника начислялись Очки Славы на флотский жетон, который каждый носил наряду с эмблемой легиона.
Но своего – это табу, нарушать которое никто не смел.
Даже боцманы, так любившие сдобрить свои слова резким тычком в грудь, а то и в зубы.
– Что, страшно, юнга? – вдруг успокоился бывалый небесный волк.
– Страшно, достопочтенный Блим, – кивнул юнга.
Дже без тумака, он вспомнил, что на флоте ко всем, вне зависимости от рангов и званий, принято официально обращаться – достопочтенный и по имени. И никак иначе.
– Понятное дело, что страшно, – боцман проверил крепко ли держит перевязь два длинных кинжала. Странно было видеть воина такой комплекции, который сражался бы простыми кинжалами. Но все же… – А ты сам-то, не прошел полный курс алхимии… какая стадия?
– Небесный Солдат начальной стадии, – отрапортовал юнга
– Солдатик начальной, значит… и все это на алхимии, да на артефактах… –боцман сплюнул. – Держи нос по ветру, юнга и может еще потискаешь дома молодуху и засунешь ей свой…
Договорить боцман не успел. Прямо под их кораблем взорвался вихрь безудержной силы.
– Марнил! – закричал юнга, все это время следивший за тем, что происходило под килем. – Это Дора Марнил! Принцесса эльфов!
– Да хоть королева! – заорал боцман, подхватывая вливающегося за борт юнгу. – Обвяжись страховочным, дурья башка! Иначе сам в ряды мертвых встанешь!
И, не дожидаясь пока юнга сообразит чего от него хотят, боцман схватил привязанный к стойке трос и обвязал им юнгу. И, видят боги и демоны, он завязал один из лучших узлов, что получались за всю его жизнь.
Оглядевшись и поняв, что в данный момент его команды не требуются и командой занимаются другие офицеры, он тоже перевесился через борт.
– Пузатую чайку мне в жены и худую кильку в любовницы, – прошептал он. –Неужели разверзлись врата бездны…
