– Может быть, у него есть ключ от входной двери.
– Откуда ему взяться?
– А как он в свое время проникал в дом Доггерти в Нью-Джерси? – произнес Билл и взял девушку за руки. – Идите в подвал, к остальным.
– Куда вы?
– Наверх. Блендуэлл может застать Рудольфа врасплох, но с нами двоими ему справиться не удастся.
Соня удивленно покачала головой и сказала:
– У половины людей в этом доме храбрости столько, что хватит на дюжину альпинистов.
– Я не храбрый. Я просто делаю то, что рано или поздно кому-нибудь придется сделать. Этот урок мне преподал брат: мужчина должен выполнять свой долг, если он ясен; если ты бежишь от неприятной работы, она просто погонится за тобой.
– Не знала, что у вас есть брат.
– И очень любимый.
– Раньше вы никогда о нем не упоминали.
Он улыбнулся странной улыбкой, какой Соня никогда не видела прежде, и сказал так поспешно, как будто хотел поскорее закончить разговор и пойти наверх:
– О да. Мой брат Джереми – один из лучших людей, которых я когда-либо знал. Он совсем ничего не боится. – Он с силой сжал ее руки и помчался к главному холлу, крикнув через плечо: – Отправляйтесь в подвал! Сейчас же! – Голос смешался со звуками бури.
Он исчез.
Соня стояла на том самом месте, где Билл с ней распрощался, как будто вросла в пол.
Вырванная с корнем пальма во второй раз ударилась в заднюю дверь, заставив кухню отозваться гулким эхом.
Наконец она сделала шаг по направлению к безопасному подвалу, но тут же остановилась задолго до того, как достигла цели. Сама не зная, откуда это пришло, она поняла, что кризис уже наступил и скоро, может быть в следующие несколько секунд, произойдет та самая катастрофа, которой они давно ждали...
Глава 21
Наблюдая за стрелками кухонных часов, Соня чувствовала себя так, словно кто-то изменил нормальный ход времени и минуты ползут куда медленнее, чем обычно. Собственно говоря, теперь секунды тянулись дольше, чем в нормальное время минуты, и длинная красная стрелка будто завязла в патоке.
Наконец прошла одна минута.
И другая.
Ветер кричал и выл, пытаясь рывком разодрать стены дома и добраться до людей, скрывающихся внутри его; она без труда смогла бы вообразить себе, что он вдруг превратился в существо, обладающее злым разумом.
Прошла третья минута.
Она прошла к выходу в холл и выглянула, чтобы посмотреть на лестницу, но с тревогой обнаружила, что там нет ни Сэйна, ни детей, ни Билла. Что, если Блендуэлл действительно был в доме? И что, если, несмотря на то что он говорил Биллу, пистолет у него все-таки есть. Услышала бы она в таком случае два выстрела – по одному из оружия Рудольфа и Блендуэлла – сквозь рев ветра и дождя? Вряд ли.
Прошла четвертая минута...
Патока...
Пять минут с тех пор, как Билл поднялся наверх, восемь или девять – с того момента, как телохранитель отвел детей к ним в комнату для того, чтобы забрать мягких зверушек и игры. Соня подумала, что для такого простого дела у них было более чем достаточно времени.
Девушка прошла через холл, каждую секунду надеясь вот-вот услышать шаги всех четверых, но к тому времени, как она оказалась у лестницы, стало ясно, что надежды были напрасными.
– Эй! – крикнула она с первой ступеньки.
Рев ветра перекрыл крик.
Она взглянула на дверь кухни, в сторону входа в подвал, который отсюда уже не был виден, подумала о безопасности и внезапно, в необъяснимом порыве бросилась наверх.
В коридоре второго этажа благодаря ставням, закрывавшим окна, и задернутым занавескам было особенно темно; там никто не стал зажигать свет. Собственно говоря, стоял такой мрак, что Соня чуть было не споткнулась о тело, прежде чем заметила его. Оно лежало посреди коридора у двери в комнаты детей, неподвижное, мертвое.
Она остановилась и дотронулась до трупа.
– Рудольф?
Он не ответил, не мог ответить; этому человеку уже не суждено было заговорить.
Она остановилась, похолодев, но не отступила. Позднее девушка будет долго удивляться, что заставило ее идти вперед, что это была за особая, неизвестная ей до того момента сила.
Он положила ладонь на ручку двери.
Повернула ее до конца.
Дверь не была заперта.
Соня оглянулась на Рудольфа Сэйна, как будто ожидая, что он встанет из лужи крови и снова оживет, как будто подозревала, что эта смерть окажется всего-навсего грубой шуткой. Однако никакого розыгрыша не было: к сожалению, все было слишком реально, страшно и непоправимо, и не оставалось хоть какой-то надежды на лучшее. Он не пошевелился и никогда больше не сможет пошевелиться.
Она толчком открыла дверь и заглянула внутрь.
В комнате ярко горел свет, но пока что не было видно ничего страшного.
Девушка до конца отворила створку и сделала шаг вперед, все еще сжимая ручку.
Дети лежали на кровати, крепко связанные чем-то вроде проволоки.
– Соня, осторожно! – закричал Алекс.
Она попыталась отступить назад, но дверь резко вырвалась из рук, и девушка, потеряв равновесие, буквально ввалилась в комнату.
– Добро пожаловать на борт, – с улыбкой сказал ей Билл Петерсон, подняв вверх руку с длинным, смертоносным ножом так, чтобы его было хорошо видно.
Тина плакала, Алекс безуспешно пытался ее успокоить.
Голосом, который совсем не походил на обычный, Соня произнесла:
– Билл, не может быть, чтобы это были вы, именно вы из всех людей на свете.
– Мадам, – ответил он, – боюсь, что вы ошибаетесь. Меня зовут не Билл, а Джереми.
Глава 22
Хотя Соне было всего лишь двадцать три года и она выросла в одной из самых цивилизованных стран и эпох в письменной истории человечества, нельзя сказать, что смерть была ей незнакома. Конечно, другом она не была, но и чужой тоже; скорее это был хорошо знакомый враг, все еще страшный, невыносимо страшный, но такой, с которым все же можно было поговорить. Девушка много раз сталкивалась со смертью, начиная с десяти лет, когда эта безликая сущность, крадущаяся за спиной, предъявила свои права на ее родителей, сила, изменившая все ее будущее. Она снова столкнулась с этим же противником, когда работала сиделкой; тогда пришлось разглядеть его поближе, увидеть, как он забирает спящих или тех, которые на каждом дюйме дороги в никуда бьются, кричат и проклинают его. Соня видела смерть, приходящую внезапно, без предупреждения, и видела, как она медлит, будто наслаждается агонией своих жертв, будто жестокий ребенок, который отрезает лягушке лапку и смотрит, как она пытается сбежать. Она увидела смерть на пляже, в образе гниющего трупа, которым кормились крабы, а теперь – в образе старого друга Рудольфа Сэйна, одновременно знакомого и призрачного. И все же ни одно из этих столкновений не казалось таким ужасным, как смертоносный блеск в глазах Билла Петерсона, мелькающий на фоне искаженного лица.
