Он отпустил руку Сони, толчком отодвинул свое кресло от стола, поднялся на ноги; гнев придал ему такую силу, что казалось, будто она хлещет из всех пор.
– Вы подвергли всех служащих Доггерти самому суровому допросу, запугивали, давали понять, что подозреваете каждого из них в отдельности и всех вместе, но, когда речь заходит о другом, не менее вероятном подозреваемом за пределами дома, вы становитесь снисходительным, вы сомневаетесь!
– Называйте это интуицией, – ответил Сэйн.
– Вздор. Я никогда не замечал, чтобы вы доверяли интуиции, – сказал Петерсон. – У вас есть причины исключить Кеннета Блендуэлла из списка подозреваемых, и я просто хочу знать, какие именно.
– На что вы намекаете? – Лицо Сэйна побагровело.
Долгую минуту Билл медлил, потом проговорил:
– Ни на что. Я совсем ни на что не намекаю.
Краска медленно отхлынула от лица телохранителя, как волна от берега; напряжение, которое выдавали плечи, постепенно ушло.
– Я просто выполняю свою работу. – Он не пытался извиниться – просто объяснял ситуацию так, как это сделал бы, если бы перед ним стояли упрямые дети.
– Конечно, – ответил Билл. – Простите, Рудольф. Просто я не перестаю думать о том, что этот человек пообещал сделать с детьми. – Он махнул рукой в сторону маленькой столовой возле кухни, где, не видя остальных, Бесс и Хельга играли с ребятами. – Мне хочется начать охоту за кем-нибудь, за кем угодно. Теперь, когда он чуть было не убил Соню...
– Я знаю, знаю, – ответил Сэйн. – Мы все на грани срыва, и это вполне можно понять. Тем не менее я лучше вас умею выяснять такие вещи, вне зависимости от того, что каждый, возможно, думает о моих методах.
Билл кивнул.
– Теперь, – сказал он, – может быть, стоит отправить Соню в постель? Утром она будет ужасно себя чувствовать; нужно дать ей поспать сколько возможно.
– Безусловно, – откликнулся Сэйн.
– Я сама дойду, – сказала девушка. Петерсон ответил:
– Чепуха.
Он помог ей выбраться из кресла, заставил опереться на свою руку и провел из кухни по коридору к лестнице.
У двери Сониной комнаты Билл сказал:
– Соня, вы уверены, что с вами все в порядке? Выглядите ужасно бледной. Если хотите, я могу быстро завести мотор на "Леди Джейн" и доставить вас к семейному доктору на Гваделупу. Мы обернемся туда-сюда в одно мгновение.
– Я ведь медсестра, забыли? Мне ли не знать, что надо делать. – Она нежно улыбнулась мужчине, обрадовавшись такому очевидному проявлению заботы. – У меня все горло в синяках, которые полностью сойдут только через пару недель. Голова болит просто ужасно, но несколько таблеток аспирина и крепкий сон – это единственные лекарства, которые могут помочь в обоих случаях.
– Уверены?
– Да.
Он взглянул девушке прямо в глаза, настолько явно беспокоясь о ней, что на мгновение Соня растерялась.
– Я не хочу видеть, как вы страдаете, Соня. Никогда не думал, что это может так глубоко вас задеть.
– Вряд ли это ваша вина, – ответила она.
Лицо Билла сделалось жестким, гневным.
– Сумасшедший сказал, что ему нужны дети. Почему он охотится за вами?
– Он за мной не охотился, – напомнила Соня. – Я следила за ним в саду. Возможно, этот человек выбирал себе наблюдательный пост; из этой части сада хорошо видны окна детских спален. Когда он понял, что я могу все увидеть, то запаниковал. Вот и все.
Он наклонился вперед, жестом защитника обвил руку вокруг ее талии и нежно поцеловал в губы, вызвав головокружение, которое не отпускало ее до тех пор, пока мужчина не убрал руку.
– Не могу видеть, как вы страдаете, – повторил он.
– Не беспокойтесь, все будет в порядке, – уверила Соня. – Я больше не собираюсь ходить на прогулки по ночам и в одиночестве. По крайней мере, до тех пор, пока не закончится весь этот ужас...
– Хорошо.
Чтобы сменить тему, отчасти потому, что она все еще не пришла в себя после поцелуя, и отчасти потому, что сейчас ей больше не хотелось нежностей, Соня сказала:
– Как вы думаете, Джой и Хелен уже добрались до Калифорнии?
– Они уже несколько часов там.
– Рудольф позвонит туда?
– Да, у него радиотелефон, который настроен на станцию в Гваделупе. Просто стыд, что нам приходится их беспокоить сейчас, когда каникулы только начинаются. Они захотят сразу же вернуться домой.
– Это будет самое лучшее, разве нет?
– Надо думать, – ответил он, – хотя ни Джой, ни Хелен сейчас ничего не могут поделать.
Он наклонился, еще раз поцеловал девушку; на этот раз поцелуй оказался более мимолетным.
– Доброй ночи.
– Так и будет.
Она проследила за тем, как Билл шел по направлению к лестнице, затем вошла в комнату, закрыла и заперла дверь.
Темнота комнаты казалась мирной.
Соня не стала включать свет – она пересекла комнату и подошла к окну.
Долгое время она просто стояла очень тихо, внимательно приглядываясь к пальмам, лужайке, ночному небу и отдаленной полоске моря, ощупывая пальцами горло, с трудом сглатывая, пытаясь сквозь мрак разглядеть, наблюдает ли кто-нибудь за домом.
Наконец она поняла, что снаружи никого нет.
Только после этого Соня задвинула занавески и включила свет.
Глава 12
Часом позже, освежившись и немного придя в себя после теплого душа и пары стаканов холодной минеральной воды, хотя бы частично погасившей пожар в горле, Соня откинула покрывало и уже собиралась улечься в постель, когда услышала, что кто-то настойчиво барабанит в дверь. По решительному, крепкому, уверенному стуку она определила, что это Рудольф Сэйн, хотя не могла себе представить, о чем он теперь хочет спросить. Конечно же еще раньше, во время разговора на кухне, они успели обсудить все, что только можно. Смирившись с тем, что придется еще немного подождать, пока не кончится эта ночь, она пошла открывать дверь.
– Да? – спросила девушка, подойдя к двери.
На ней была пижама с высоким воротником в восточном стиле, прикрывавшая покрытое синяками горло; в таком виде она чувствовала себя увереннее, чем раньше.
– Прошу прощения, что потревожил вас, – сказал Сэйн. Впрочем, было ясно, что он не ощущает ни малейшего сожаления, так как всего лишь выполняет свою работу. Он не относился к людям, склонным извиняться за то, что их вынуждает выполнять долг.
– Я еще не спала. Телохранитель кивнул:
– За последние полчаса произошли еще кое-какие события, и я хочу, чтобы вы об этом знали.
