Внезапно ей припомнилась тьма туннеля в аркаде бугенвиллей, мрак, который сомкнулся у нее над головой и заставил упасть в обморок. Открыв глаза, она увидела звездное небо над головой. Всходила луна, в ее бледном свете все выглядело нереальным.
Кажется, она, как это ни странно, была еще жива.
Соня лежала у края сада, наполовину на выложенной камнем дорожке и наполовину в траве, там, где упала. Одна рука была откинута в сторону, другая лежала под головой, так что если бы девушка стояла, то выглядела бы собирающейся танцевать фламенко. Несмотря на ужас ситуации, мысль показалась забавной. Она пошевелилась и, почувствовав себя более или менее хорошо, села.
Это была ошибка. В голове поднялся такой стук, будто туда забрался маленький человечек с молотком и колотил им прямо по черепу. Пространство над бровями сковало жуткой болью, и, судя по всему, она не собиралась скоро пройти. Кроме того, в горле пересохло, сжалось, хотелось пить.
Она дотронулась до своей шеи – нежно, осторожно. Горло еще болело, но боль оказалась не такой уж сильной.
Соня медленно поднялась на ноги и попыталась сделать так, чтобы лужайка перед глазами кружилась хоть немного меньше. Когда головокружение немного успокоилось, ей удалось сохранять равновесие примерно с тем же успехом, что и девушке-канатоходцу. Она повернулась к "Морскому стражу" и, чуть вздохнув, начала долгий путь через северную лужайку.
Хорошо оказалось быть живой. Она не знала, как смогла убежать от мужчины из аркады, почему он не стал продолжать преследование и не нашел ее, но понимала, что это просто великолепно – быть живой. Девушка надеялась, что сумеет еще некоторое время продержаться в этом же состоянии.
Глава 11
– Вы ничего не видели?
– Совсем ничего, Рудольф.
– Даже мельком не рассмотрели его лица?
– Нет.
– Подумайте.
– Я думала.
– Раз вы стояли к нему так близко, то что можете сказать о волосах? Лысый? Коротко стриженный? Длинные волосы?
– Я не заметила.
– Может быть, у него были усы?
– Не думаю.
– Откуда вы знаете, Соня? Вы касались его лица, когда пробовали вырваться? Вы почувствовали, что он хорошо выбрит?
– Может быть, да.
– Насколько он был высоким?
– Мне казался огромным.
При воспоминании об этом ее передернуло.
Рудольф искоса бросил на девушку такой взгляд, как будто мечтал хорошенько ударить ее одним из своих громадных кулаков. Вместо этого он стукнул по крышке кухонного стола и сказал:
– Я не спрашивал о том, каким он казался. Меня интересует, какой он был. Это крупный мужчина или маленький? Толстый? Тощий? Может быть, среднего телосложения?
– Он не был ни толстым, ни тощим, – ответила Соня, – никаких крайностей, но довольно сильный, мускулистый.
Голос девушки был тонким, дыхание вырывалось из груди со свистом, напоминавшим проколотую камеру. Каждое слово причиняло боль, заставляло пересыхать рот и измученное горло.
– Какого он был роста?
– Я не знаю.
Лицо телохранителя перекосилось.
– Я правда не знаю.
Он спросил:
– Не выше вас?
– Да, выше меня.
– Вот видите, вы знаете!
Она ничего не сказала.
– Выше меня?
Она посмотрела на стоящую у стола фигуру ростом в шесть футов и четыре дюйма, а то и выше, и ответила:
– Не такой высокий, как вы.
– Около шести футов?
– Может быть.
– Подумайте. Вы не можете сказать точно?
– Нет.
– Ради бога, Рудольф, – фыркнул Билл Петерсон.
Телохранитель взглянул на него, терпеливо дожидаясь конца фразы.
Петерсон продолжал:
– С девушкой произошел совершенно кошмарный случай. Вы же видите, что ей больно, что она все еще напугана. Прежде всего, она устала, и все же вы продолжаете этот допрос, как будто она может сказать нам что-то жизненно важное...
– Это действительно жизненно важно, – ответил Сэйн. У него был твердый, холодный голос, подводящий итог сказанному; он кивнул своей массивной головой с видом мудреца, который не желает иметь возражения на только что сказанные слова.
– Со мной все в порядке, – ответила Петерсону Соня и попыталась улыбнуться. Эта попытка вызвала вспышку новой боли под подбородком; потом она потянулась и взяла мужчину за руку.
– Значит, шесть футов ростом, – заметил Сэйн, серьезно задумавшись над этим крохотным обрывком информации, с помощью которого можно было попробовать решить загадку. – Это хоть что-то.
– Чертовски мало, – ответил Билл. – Я примерно этого же роста, и Генри, и Кеннет Блендуэлл. Если Соня ошиблась на пару дюймов в ту или другую сторону, – а это легко сделать, учитывая ситуацию, в которой она оказалась, вполне понятная вещь, – то сюда же можно включить и вас, и Лероя Миллза.
– Ну да, – сказал Сэйн. – Но мы хотя бы исключили женщин. – При этом замечании у него на лице появилась грустная улыбка. – Конечно, если кто-нибудь из них не находится в заговоре с мужчиной, напавшим на Соню.
– Еще вы забыли о том, что этот мужчина, скорее всего, человек извне, незнакомец, возможно, тот, кого мы ни разу в жизни не видели. В таком случае ваши догадки насчет его роста становятся еще бесполезнее.
Сэйн бросил на Петерсона долгий, пытливый взгляд, потом повернулся к Соне и возобновил допрос:
– Этот мужчина в саду что-нибудь вам сказал?
– Ничего.
– За все время ни единого слова?
Она заколебалась.
Телохранитель заметил это; он наклонился и произнес:
– Ну?
Соня сказала:
– Кажется, он прикрикнул на меня, когда я в первый раз наступила ему на ногу.
– Что он крикнул?
– Одно слово; что-то вроде "хватит" или "эй".
– Вы не узнали голос?
– В тот момент я об этом не думала. Может быть, это кто-то, кого я знаю, а может быть, и нет. По одному слову трудно судить.
– Одежда?
– Я ее не видела.
– Вы говорите, что на нем были теннисные туфли.
– Думаю, что так – какие-то башмаки с парусиновым верхом.
– Это нам мало помогает, – сказал Петерсон. – Практически у любого человека, живущего в тропиках, есть пара кедов. – Он посмотрел на Рудольфа Сэйна и добавил: – Сейчас на мне носки и кожаные ботинки – можете проверить, если хотите.
