Они хотели верить в эту выдуманную сказку. Хотели, больше всего на свете.
Но никто не знал, что принц уже месяц не видел неба. Месяц он не дышал свежем воздухом.
Что уже больше не сражаться ему ни со зверями, ни с людьми.
Они не знали, что принцу отсекли ноги ниже колена. Не знали, что Хаджара лишили всех возможностей и сил для развития.
Но, даже сейчас, сидя в темнице, обезображенным калекой, он и не думал сдаваться.
Даже если пройдет десять лет – он найдет способ отсюда выбраться.
Даже если придется продать душу дьяволу – он добудет лекарство.
И даже если ему придется прирезать каждого имперского воина и каждого предателя в королевстве – он принесет семье покой и справедливость.
В этот момент его синие глаза горели все тем же несгибаемым, почти ощутимым светом.
И именно поэтому Хаджар бубнил себе под нос:
– Герцог Велен, Граф Васлиа, Примус, Наместник, виконт…
Он повторял десятки имен предателей и всех тех, кого однажды настигнет его возмездие – в этом он не сомневался. И пусть само небо встанет у него на пути – он пойдет войной и против него.
Его звали Хаджаром. У него можно было отнять дом. Отнять силу. Разрушить его меч. Отрезать ноги. Но никто и никогда не сломит его волю и его решимость.
И именно в этот день, в пещере, спрятанной у забытого людьми водопадом, проснулся древний дракон. Закованный в цепи, лишенный возможности двигаться, он вдруг почувствовал, как с запада к нему приближается нечто.
Нечто, ведомое судьбой и роком.
Дракон подумал, что ему привиделось, что это лишь остатки его тысячелетнего сна. Такое с ним уже бывало десять, двадцать, пятьдесят тысяч лет назад. Но за бесчисленные века, что он был заперт в этой темнице, к нему так никто и не пришел.
Не придет и в этот раз.
И лишь в отражении падающей воды он на миг увидел два свирепых, синих глаза.
– И сколько ты за него хочешь?
Хаджар проснулся не от услышанного голоса, а от того, что этот голос был для него новым. За последний год, он слышал лишь насмешки охранника. Тот приносил ему плесневелый хлеб и ведро тухлой воды.
Раз в месяц, когда воняло так, что уже и ему самому было неприятно – еще и помойное ведро. Тогда он щедро одаривал Хаджара болезненными пинками и тычками.
Не по статусу солдату было выносить дерьмо за “недопринцем”. Так он его называл.
– Пять золотых.
– Пять золотых?! Да ты с ума сошел, Литий.
У надзирателя Хаджара было действительно забавное имя – Литий. Но, увы, юмор никто кроме самого уже узника оценить не мог. В этом мире не существовало таблицы периодических элементов. А если они и была, то в ней, наверняка, значились какие-то другие.
– Слушай, я тебя самого знаю со вчерашнего вечера.
– Ты сам купил билет в наш цирк уродов, тебя никто не заставлял.
– Это-то тут при чем?
– При том что, если бы ты не оскорбил владельца, никто бы не стал ставить тебя в такое неловкое положение.
Цирк уродов? Любой другой бы на месте Хаджара испугался бы подобному, но он лишь почуял запах свободы.
– Я должен владельцу две золотых монеты за сломанный шатер, – кажется, солдат напился и набедокурил.
Он в последнее время вообще часто пил и жаловался Хаджару на жизнь. Говорил, что его бросила жена и ушла к более сильному практикующему. Тот пробился на уровень Формирования и смог стать добиться высокого чина в армии Короля Примуса.
В принципе, Хаджар был только рад несчастью своего мучителя.
– Так что смотри – пять монет ты даешь мне, две я отдаю твоему начальнику, а он тебе, за приведенного уродца платит премию. А она наверняка составит больше, чем пять золотых. Мы оба в прибыли!
Некто мялся за дверью, тяжело переступая с ноги на ногу.
– Это попахивает махинацией. А ты знаешь новые законы – мне за это руку отрубят, а тебе голову.
– Никто и не заметит пропажу этого уродца. Сюда уже год никто кроме меня не заходит.
– Да кто он вообще такой?
Хаджар лишь поджимал губы. Надо же – теперь он стоил пять золотых монет. Раньше один лишь его правый ботинок стоил в сто раз больше. Но ему на это было плевать – главное, выбраться отсюда.
– Сын опального дворянчика, – легко соврал солдат. Насколько же он сильно обнаглел, что собирался продать принца? – Тот уже давно окочурился, а про этого и вовсе забыли.
Ну или просто был очень глуп.
– Пять монет говоришь?
– Пять.
Незнакомец еще немного помялся.
– Дай, сперва, посмотрю на товар.
– Да пожалуйста, – легко согласился солдат. – Только постарайся не дышать. Запах там еще тот.
По коридору разнеслось эхо от шагов, в тяжелом замке повернулся ключ и Хаджар зажмурился от яркого света. Раньше солдат всегда заходил без факела, а сейчас и вовсе притащил сразу две масляные лампы.
Для проведшего год во тьме Хаджара, это было сродни тому, как если бы в темницу закатилось сразу два полуденных солнца.
– Ну и вонь, – сморщился высокий, худой мужчина в заплатанном камзоле.
Он выглядел весьма неброско, а шрамы на лице и ожоги на руках намекали на бурную молодость.
– Демоны, – выдохнул он, поднеся лампу к лицу Хаджара. Тот едва не завыл от боли. – А ты не обманул, Литий. Урод он еще тот. Толпа будет в восторге.
Солдат лишь хмыкнул.
– По рукам? – спросил он.
Незнакомец немного помялся и хлопнул по протянутой ладони.
– По рукам. Пять золотых.
– Хорошо. Только погоди.
Солдат вышел за дверь и вернулся уже с тяжелым, черным покрывалом.
– Вот, накроем его, – сказал он, бросая на плечи Хаджару. – а то он так воняет, что вся стража сбежится. Да и света давно не видел. Или тебе нужен слепой уродец?
– Нет, слепых у нас и так хватает. А этому владелец найдет иное применение.
Хаджара подняли на “ноги” и тот, шатаясь, поплелся в сторону выхода. Каждый его шаг издавал металлический стук и отзывался в бедрах огненной болью. Но Хаджар терпел. Он лишь молча бубнил себе под нос имени, добавив к ним еще одно – Литий.
Так, спустя год, он покинул не только темницу, но и дворец, и столицу, оставив за спиной место, ставшее ему домом.
Он ехал в повозке, слушая своего нового “надзирателя”. Они спешили присоединиться к бродячему цирку уродов, куда его и продали.
Хаджар почти не слушал бахвалившегося мужчину. Только проверял на крепость ошейник с волшебной рабской печатью и смотрел на удаляющиеся огни города.
