Женщина говорила без всякой горечи, напротив – в ее голосе звучала насмешка. Александра чувствовала к ней уважение – смеяться над своей судьбой, совсем нелегкой, может только очень сильный человек.
– Все словно с ума сошли, когда Анна пропала, поливали ее грязью… А раньше гордились ею! Когда нашли тело, уже никто не сомневался, что у нее был любовник, они вместе убили дядю, чтобы захватить деньги. Но кто был этот парень? Анна ни с кем в мошаве не встречалась, все это знали. Говорили, будто она познакомилась с кем-то в Хайфе, на конкурсе. Вы представляете двух пианистов, финалистов конкурса для юных исполнителей, с топором? Полиция тоже считала, что у нее был парень из Хайфы. У меня осталось такое впечатление. Они спрашивали меня, с кем дружила сестра, с кем встречалась, была ли у нее лучшая подруга. Но у нее никого не было. Я отвечала правду, а мне никто не верил.
И, вздохнув, Ракель добавила:
– Ну, хоть меня не подозревали. Я ведь была в походе…
– Простите, что я спрашиваю… – нерешительно проговорила Александра. – Но вы действительно считаете, что Анна в пятнадцать лет не интересовалась парнями и у нее не было близкой подруги?
Ракель подняла вверх раскрытые ладони, словно принося присягу:
– Никого! Были знакомые девочки из школы, конечно. Но близкой подруги не было. Она была вся в себе, понимаете? Если с кем-то и была близка, то со своей учительницей музыки. Но та ведь была уже совсем пожилая женщина… Годилась ей в бабушки. Сейчас я ее ровесница. Она мне казалась такой старой!
Грузовику тем временем удалось приблизиться к контейнеру. Шофер выпрыгнул из кабины и залез внутрь контейнера, Павел сунулся туда же помогать. Вдвоем они выкатили на свет пианино, и теперь оно предстало перед Александрой во всем своем печальном убожестве. Помутневшая полировка, облезший лак, трещины на дереве… Это был труп пианино, изъеденный проказой забвения. Глядя на инструмент, художница испытывала грусть и отчего-то – тревогу. Поневоле ей вспомнился звонок Генриха Магра, его яростное нежелание, чтобы пианино ехало в Москву.
– Подумать только, – Ракель не сводила взгляда с инструмента. – Столько лет я знала про это пианино и ни разу не подумала об Анне. А сегодня ночью не могла уснуть, ходила в сад с фонариком, смотрела на него. Эта Илана… Она вам не говорила, зачем оно ей?
– Нет, – покачала головой Александра. – Но она очень хочет получить инструмент.
– Странно… – Ракель перевела взгляд на новую знакомую и вдруг нахмурилась: – Ночью я вспоминала последние дни перед тем, как Анна пропала. Что она делала, как себя вела. Знаете, ничего особенного! Совсем ничего. Только одно было необычно… За два дня до того, как я ушла в поход, Анна поехала в Рамат-Ишай, в парикмахерскую, коротко постриглась и покрасила волосы в каштановый цвет. Я, когда увидела ее, не сразу узнала! Ей совсем не шло. Она была блондинка, у нее были такие красивые золотые волосы, как на картине…
У Александры внезапно сильно забилось сердце. Она сама не понимала, отчего ее так взволновала эта деталь.
– Сестра сказала вам, почему сменила прическу?
– Я ее спросила, зачем она испортила волосы, а она ответила, что я ничего не понимаю. Дядя разозлился, когда увидел ее прическу, кричал, что она тратит деньги на всякие глупости. Да, это было странно. Но больше ничего странного не происходило.
…Пианино уже обмотали плотной синей пленкой, продели под днищем стальные тросы, шофер прицепил к тросам крюк крана и залез в кабину. Зевак стало заметно больше – теперь за погрузкой инструмента следило человек десять. Кран дернул тросы, синий огромный сверток покосился на сторону и медленно, неохотно оторвался от земли. Залаяла собака, по всей видимости, встревоженная разграблением имущества средь бела дня.
– Идемте в дом, – неожиданно сказала Ракель. – Мне тяжело на это смотреть.
В кухне она подошла к плите, включила газ и поставила на огонь турку с водой для кофе. Во дворе гремели цепи, натужно гудел кран, продолжала надрываться собака. Ракель морщилась, словно эти звуки причиняли ей боль. Александра украдкой оглядывалась. Обстановка была более чем скромная. Плита, старые буфеты, встроенный стенной шкаф с фанерными дверцами, в которых были тут и там просверлены круглые отверстия для вентиляции. Большой диван со свернутой постелью. Маленький письменный стол в углу, похожий на школьную парту. Несколько полок с книгами. Телевизора Александра не увидела, но на письменном столе стоял ноутбук последнего поколения. Под столом застенчиво прятался лазерный принтер, прикрытый кухонным полотенцем. По всему было видно, что это место используется только для самых простых нужд – сон, еда, отдых. Остальная жизнь протекает где-то вовне. По обстановке даже невозможно было судить, женщина живет в доме или мужчина. Ясно было одно – обитатель этого дома одинок и вполне равнодушен к комфорту.
– Никогда мне это пианино не было нужно. – Ракель говорила не оборачиваясь, следя за водой, закипающей в турке. – Я была рада от него избавиться. Но теперь мне больно. От Анны и так ничего не осталось. Все ее забыли… Даже я ее почти забыла.
Женщина открыла кухонный шкафчик, достала пачку молотого кофе, насыпала несколько ложек в закипающую воду. Размешала и выключила газ. Повернулась к Александре лицом. В глазах у хозяйки дома застыли непролившиеся слезы.
– Я хочу поговорить с вашими знакомыми из Москвы, – произнесла Ракель сдавленным голосом. – Они знали Анну, это ясно. Но я их не знаю! Где они ее встречали? Что они о ней могут рассказать?
– Я передам вашу просьбу, конечно. – Александра чувствовала себя очень неловко перед этим внезапно выплеснувшимся горем. – Но вы сами можете написать Илане!
– Я уже написала ей большое письмо ночью, задала много вопросов. Она не ответила.
– Думаю, она скоро ответит, – примирительным тоном произнесла Александра. – Обязательно! Ведь еще совсем рано.
Но время близилось к обеду. Пианино погрузили, шофер прицепил крюк к стреле крана, и громыхающий грузовик отбыл в Хайфу. Павел без стука вошел в дом. Вид у него был такой измотанный, будто он грузил пианино в одиночку, причем без помощи крана. Первым делом он бросил взгляд на пустующую плиту, затем поднес к глазам циферблат своих слишком блестящих золотых часов:
– Почти два часа! Я надеялся, раньше закончим…
– Кофе? – без тени вчерашнего радушия осведомилась Ракель. Не дожидаясь ответа, налила две чашки кофе для гостей, поставила на стол сахарницу и пузатый фарфоровый молочник. У Павла вытянулось лицо – Александра поняла, что он рассчитывал на основательный обед. «Почему мне за него стыдно? – выругала она себя. – Он мне никто!»
– Спасибо огромное за все! – от души поблагодарила она хозяйку, в несколько глотков опорожнив свою чашку. – Вы хотели мне показать башню темплеров…
– Да. – Ракель сняла ключи с крюка над разделочным столом. – Идемте, это здесь рядом. Я запру дом.
Они шли по узкому тротуару – женщины рядом, впереди, Павел сзади, словно охраняя их. Собака, которая облаивала грузовик, увязалась с ними. Александра вообще отметила исключительное любопытство и дружелюбие встреченных ею в Израиле собак. Когда процессия свернула на главную улицу, обсаженную старыми деревьями, которые Александра упорно принимала за дубы, Ракель указала вперед:
