— У домкрата очень острый металлический край.
Она высвободилась из его объятий.
— Как много крови! Дай посмотрю рану!
— Ничего особенного, — он отвел руку, прежде чем она успела размотать платок. — Кровь уже не течет.
— Может быть, ее нужно зашить?
— Не надо. Рана глубокая, но небольшая, так что зашивать там нечего. А ее вид испортит тебе весь ужин.
— Разреши мне все-таки посмотреть. Я уже большая девочка. А кроме того, ее надо хорошо промыть и перевязать.
— Это я могу сделать сам, — сказал он. — Иди к столу, а я присоединюсь к тебе через несколько минут.
— Ты не сможешь обработать ее один.
— Конечно, смогу. Я не всегда был женат, ты знаешь. Многие годы я жил один.
Он поцеловал ее в лоб.
— Давай не будем расстраивать миссис Черчилль. Если мы не явимся к ужину, она расплачется.
Здоровой рукой он подтолкнул Мэри к дверям столовой.
— Если ты умрешь от потери крови, — сказала она, — я никогда не прощу тебя.
Смеясь и перепрыгивая через две ступеньки, он помчался наверх.
* * *
Ужин был как раз такой, какой любила Мэри — вкусный, но легкий. Анна приготовила луковый суп, салат, жаркое с бернским соусом и полосочки цукини, маринованные в масле с чесноком, а затем чуть поджаренные на открытом огне.
В библиотеке, за кофе, который вместе с таблеткой диазипама, принятой как раз перед приходом Макса, несколько расслабил ее, она стала рассказывать ему, как провела день: Каувел, видения, переполненные ощущением боли, полтергейст, который удержал ее от попытки увидеть лицо и узнать имя убийцы. Они обсудили сообщение по радио о четырех медицинских сестрах, убитых в Анахейме, которое он уже слышал. В завершение она рассказала ему о своем разговоре с Харли Барнсом.
— Ты придаешь такое значение исчезновению ножа, — отозвался Макс. — Разве объяснения Барнса не достаточно убедительны? Кто-нибудь из толпившихся зевак вполне мог прихватить его с собой.
— Мог — но не взял.
— Тогда кто же взял?
Она сидела рядом с ним на софе. Туфли были сброшены, одну ногу она подобрала под себя. Она медлила с ответом, стараясь подобрать нужные слова. Ситуация несколько смущала ее. Если Макс будет не в состоянии поверить тому, что она ему сейчас скажет, он вполне может подумать, что она слегка свихнулась.
— Эти видения совершенно не такие, как те, что я видела до сих пор, — произнесла она наконец. — Это означает, что убийца, источник психического восприятия, сильно отличается от тех убийц, на след которых мне удавалось напасть раньше. Он не обычный человек. Я пыталась как-то теоретически обосновать и понять, что же случилось со мной, начиная с прошлой ночи. Во время разговора с Барнсом я вдруг поняла, в чем разгадка. Разгадкой является исчезнувший нож. Тебе это непонятно? Нож у Ричарда Лингарда.
— Лингарда? Он мертв. Барнс застрелил его. Лингард нигде не мог взять свой нож, разве что у тех, что обслуживал его в морге.
— Он мог взять его где угодно. Барнс убил тело Лингарда. А дух Лингарда взял нож.
Макс был озадачен.
— Я не верю в привидения. И даже если душа действительно существует, она лишена субстанции, по крайней мере такой, как мы себе это представляем. А тогда каким образом мог дух Лингарда, не имеющий субстанции, унести нож, являющийся вполне определенно выраженной субстанцией?
— Дух не имеет субстанции, но имеет силу,— ответила она убежденно. — Два месяца тому назад, когда ты помогал мне разобраться с этой историей в Коннектикуте, ты видел полтергейст в действии.
— Ну и что из этого?
— Так вот, полтергейст не имеет выраженной субстанции, и тем не менее ворочает весьма солидными объектами. Не так ли?
Очень неохотно он ответил:
— Да. Но я не верю, что полтергейст является духом умерших.
— А что же это может быть?
И прежде чем он ответил, она добавила:
— Дух Лингарда унес этот нож мясника. Я знаю это.
Тремя большими глотками он допил свой кофе.
— Хорошо, предположим, что это так? А где его дух сейчас?
— В ком-то из живущих.
— Что?!
— Как только тело Лингарда умерло, дух покинул его и вселился в кого-то другого.
Поднявшись, Макс подошел к книжным полкам. Он смотрел на Мэри изучающим, взвешивающим и оценивающим взглядом.
— С каждым сеансом у Каувела ты подходила все ближе и ближе к воспоминаниям о том, что сделал с тобой Бертон Митчелл.
— Значит, ты считаешь, что, поскольку я подошла очень близко к познанию, я, может быть, ищу возможность убежать от правды, уйти в безумие?
— В силах ли ты столкнуться с тем, что он сделал?
— Я жила с этим многие годы, даже если и старалась подавить это в своей памяти.
— Жить с этим и принять это — две разные вещи.
— Если ты считаешь, что я кандидат в психушку, то ты меня просто не знаешь, — взволнованно, несмотря на таблетку диазипама, сказала она.
— Я так не думаю, но говорить о демоническом переселении...
— Не о демоническом — я говорю о явлении, гораздо менее грандиозном. Это просто вселение духа умершего в кого-то живого.
Его грубое, некрасивое лицо вдруг как-то сморщилось от волнения. Он вытянул вперед руки, свои огромные, похожие на медвежьи, лапы.
— И кто же этот живой?
— Тот, кто убил этих медицинских сестер в Анахейме. В него вселился дух Лингарда, и потому его психическое излучение так отличается от того, что было прежде.
Макс вернулся к софе.
— Не могу с этим согласиться.
— Но это не означает, что я не права.
— Феномен полтергейста в офисе Каувела... Ты думаешь...
— ...Это был Лингард, — закончила она.
— Но подобные рассуждения могут вызвать массу проблем, — заметил он.
Она подняла брови.
— Каким образом дух Лингарда смог оказаться сразу в двух местах? Каким образом Лингард, управляя человеком, которого он толкал на совершение убийств, мог в то же самое время швыряться стеклянными собаками в офисе Каувела?
— Не знаю. Никто не может сказать, на что способны привидения.
В десять часов Макс поднялся в спальню. Он спустился перед этим в библиотеку, чтобы взять книгу, и вернулся с толстым фолиантом в руках.
— Я только что разговаривал с доктором Каувелом, — сказал он.
Мэри полулежала в постели. Заложив закладку в книгу, которую читала, чтобы не потерять место, она сказала:
