— Что сделал Бертон Митчелл в тот день в августе?
— Он пытался изнасиловать меня.
* * *
Шесть часов. Ранний зимний вечер. Воздух свежий и холодный.
Он оставил машину у бара и пошел на север вдоль трассы. Сзади его постоянно обгоняли машины.
В одном кармане у него был нож, а в другом — револьвер. Он держал и то, и другое в руках.
Гравий шуршал под его ботинками.
Порывы ветра от проезжающих машин обдавали его, пробегая по волосам. Пальто постоянно прилипало к ногам.
Салон красоты «Современные прически» занимал небольшое, специально для этого предназначенное здание на главной улице северной окраины Санта-Аны. Стилизованная тростниковая крыша, окна со свинцовыми переплетами, оштукатуренные стены с заостренными выступами — здание напоминало коттедж в стиле английского загородного дома — все было выполнено в духе старины, кроме фонарей, освещавших фасад здания, и еще ярко-розовой и зеленой краски.
Квартал был сугубо коммерческий. Станция техобслуживания, ресторан быстрого обслуживания, дюжина мелких офисов, расположенных в близлежащих домах. Все они гнездились в свете неоновых огней в тени пальмовых деревьев, окаймленные живой зеленой изгородью. Они расцветали, как ядовитые цветы, в воздухе округа Оранж, пропитанного запахом денег. Чуть южнее «Современных причесок» расположился салон по продаже импортных автомобилей. Ряд за рядом сверкали в ночи лоснящиеся автомобили. И только ветровые стекла и металл враждебно поблескивали в туманном освещении. Севернее, за салоном красоты, находился кинотеатр с тремя залами, а позади всего этого торговый центр.
Перед салоном красоты, на площадке для парковки машин, стояли грязный белый «кадиллак» и сверкающий «мерседес».
Он пересек площадку, занимаемую салоном по продаже автомобилей, и, протиснувшись между машинами, открыл дверь парикмахерского салона и вошел внутрь.
Первая узкая комната представляла собой своего рода холл, где проводили время в ожидании назначенного часа. На полу лежал ярко-красный плюшевый ковер, стояли желтые кресла. На окнах висели белые занавески. Между креслами расположились столики с пепельницами и стопками журналов. Но в этот поздний час в салоне уже не было посетительниц, ожидавших своей очереди.
В дальнем конце комнаты стояла красно-белая стойка, за которой помещался кассовый аппарат, а за ним сидела крашеная яркая блондинка.
За ее спиной завешенный шторой арочный проход вел в рабочее помещение салона. Шум от ручного фена проникал сквозь штору, как жужжание злой осы.
— Мы закрываемся, — сказала крашеная блондинка.
Он подошел к стойке.
— Вы кого-нибудь ищете? — спросила она.
Он вытащил револьвер из кармана. Оружие хорошо смотрелось в его руке как орудие справедливости.
Она уставилась на револьвер, затем на него, нервно облизывая губы.
— Что вы хотите?
Он молчал.
— Подождите, — сказала она.
Он нажал на спусковой крючок. Звук выстрела поглотился шумом работавшего фена.
Она упала со стула, не издав ни звука.
Фен перестал работать. Из задней комнаты раздался голос:
— Тина?
Он обошел тело, поднял шторы и вошел в комнату.
Из четырех кресел салона три были пусты. Последняя посетительница того дня сидела в кресле. Она была молода и привлекательна. Ее волосы свисали прямыми влажными прядями.
Парикмахер — тучный лысый мужчина с коротко подстриженными черными усами — был одет в красную форму с именем «Кайл», вышитым желтыми нитками на нагрудном кармане.
Женщина судорожно вздохнула, но не смогла даже закричать.
— Кто вы? — спросил Кайл.
Он выстрелил в него два раза.
* * *
— Отца не было дома в тот день, — сказала Мэри.
— А мать?
— В доме, как всегда лежала пьяная.
— А ваш брат?
— Алан был в своей комнате, играл с моделью самолета.
— А садовник, Бертон Митчелл?
— Его жена с сыном уехали на неделю. Митчелл... привел меня к себе, заманил внутрь.
— Где это было?
— Его небольшой домик с зеленой крышей находился в дальнем конце поместья. Он часто говорил мне, что с его семьей живут эльфы.
Какая-то неодолимая сила навалилась на нее со всех сторон. Ей показалось, что на нее чем-то сильно надавили, пытаясь вытащить у нее сердце, пытаясь вытянуть из нее жизнь. Ей показалось, что какие-то тяжелые крылья накрыли ее сверху огромной силой.
— Продолжайте, — сказал Каувел.
Внезапно она почувствовала, как тепло покидает ее, как если бы ртуть резко упала в столбике термометра. Она была холодной, стеклянной, недвижимой.
— Можно еще виски?
— Когда вы закончите ваш рассказ, — ответил Каувел.
— Меня это бы поддержало.
— Я здесь, чтобы поддержать вас, Мэри.
— Если я расскажу, он накажет меня.
— Кто? Митчелл? Вы же не верите этому. Вы же знаете, что он мертв. Он был обвинен в попытке изнасиловать ребенка и в попытке убийства. Он повесился в своей камере. Я здесь совершенно один, и я никому не позволю причинить вам вред.
— Я была с ним одна.
— Вы говорите так тихо, что я совершенно не слышу вас.
— Я была с ним одна, — повторила она. — Он... трогал... меня... гладил... показывал свой член.
— Вам было страшно?
— Да.
Давление было очень сильным, нестерпимым, ей становилось все хуже и хуже.
Каувел молчал, и она продолжила:
— Мне было страшно, потому что он заставлял меня... делать вещи.
— Какие вещи?
В комнате стало душно. Хотя они находились там только вдвоем с доктором, у нее было такое ощущение, что еще какое-то существо незримо присутствует там, прижимаясь губами к ее губам и пытаясь своим дыханием достичь ее легких. И опять какие-то крылья начали обволакивать ее.
— Мне надо бренди, — проговорила она.
— Все, что вам надо, — рассказать мне всю эту историю до конца, вспомнить каждую деталь, выбросить из себя раз и навсегда. Какие вещи он заставлял вас делать?
— Помогите мне. Вы должны вести меня.
— Он хотел вступить с вами в половую связь?
— Не уверена.
Руки ее стали влажными. Она чувствовала, как сильно бьется ее пульс.
— Она настаивал на оральном сексе?
— Не только.
Она почувствовала, что вся мокрая. Она попыталась встать на ноги. Они задеревенели.
