Офицер, улыбаясь и милостиво кивая всем сразу и никому в отдельности, шел по тесному проходу. Возле старого рабби Мирского он приостановился.
– Вы ведь здешний главный раввин? Очень приятно. Будем рады видеть вас в числе добровольцев…
Аарон толкнул зятя локтем.
– Пойдем вместе, Золман. Ты ведь слышал: хороший заработок.
Тот покачал головой:
– Ты что? У меня и среднего-то образования нет.
– Глупости! Найдется работа и для тебя. Ты ведь целым кооперативом заведовал…
Энта схватила мужа за рукав, протянула умоляюще:
– Ареле, не ходи, Ареле. Нехорошо это.
– Опять ты со своими глупостями, – нетерпеливо отвечал Аарон. – Ну что тут нехорошего? Я дипломированный бухгалтер, разве нет?
– Страшно как-то… не ходи, – гнула свое Энта.
– Прекрати! – оборвал ее муж, решительно поднимаясь на ноги. – Ты подумала, на что мы все жить будем, девятнадцать душ? На какие деньги? Дом пустой стоит, все вынесли воры поганые… Страшно ей… Вон смотри, сам рабби пошел! Рабби пошел, а ты, дурочка, боишься…
Старый цадик и в самом деле пробирался к выходу в коридор, поддерживаемый с двух сторон своими верными хасидами. Энта беспомощно развела руками: против такого аргумента не поспоришь…
Их вывезли в нескольких грузовиках к ближайшему подходящему оврагу за городом. Сто сорок девять человек, цвет хотинской еврейской интеллигенции. Там, у оврага, их разбили на десятки. Когда первая группа уже лежала на дне оврага, старый цадик рабби Мордехай-Исроэль Тверский, отпрыск знаменитой династии хасидских раввинов-богачей, попросил разрешения наложить тфилин, и командовавший акцией интеллигентный немецкий офицер дал на то свое любезное дозволение. Цадик так и встал потом на краю рва, закутавшись в талит, с аккуратно навязанными ремешками на руке и коробочкой на лбу. Солдат из расстрельной команды шутки ради прицелился именно туда, в коробочку, и попал, к вящему удовольствию – своему и товарищей.
Аарон Лазари, дипломированный бухгалтер, бывший владелец лучшей хотинской гостиницы и прямой потомок предприимчивых генуэзских купцов, в свои пятьдесят три года обладал еще довольно крепким телосложением, а потому был отобран в самую последнюю десятку, которая забрасывала землей то, что лежало на дне оврага. На сей раз хватило всего – и патронов, и лопат, да и организация выглядела поистине образцовой. Об этом он и думал, втыкая штык лопаты в рыхлую приднестровскую землю. Немцы, что и говорить, умеют эффективно работать.
Уже под конец, занимая свое место в шеренге на краю рва, Аарон заметил кусочек пергамента, выпавший, как видно, из разбитой пулею коробочки тфилин. Он поднял обрывок, поднес к глазам и прочел вслух знакомые с детства слова:
«…когда спросит тебя в будущем сын твой, говоря: «Что это?», то скажи ему…»
На этом месте пергамент кончался, и Аарон стал судорожно припоминать столь внезапно и некстати забытое продолжение. Отчего-то ему казалось очень важным успеть закончить этот стих, и потому он, уперев глаза в небо, словно держась за него, переминался с ноги на ногу и, отчаянно шевеля губами, изо всех сил торопился успеть, успеть, успеть… – и не успел.
Оставшиеся в актовом зале не знали всего этого, да и не могли знать. Интеллигентный немецкий офицер больше не появлялся; наверно, сел в свой красивый опель и поехал дальше – учить румынских и украинских разгильдяев уму-разуму и правильной организации дела. Впрочем, немецкая наука, как видно, не пошла впрок: на третий день, после двух мучительных ночевок в душном переполненном зале, евреев снова отпустили по домам. Объявляя об этом со сцены, офицер в форме румынской жандармерии, похоже, сам удивлялся происходящему. Кто-то спросил из зала:
– Что же нам теперь делать?
Жандарм безразлично пожал плечами:
– Делайте, что хотите…
Эта простой ответ породил в людях целый ворох надежд и самых невероятных фантазий.
– Что хотите… Что хотите… – повторяли в толпе на выходе из школьных ворот. – Значит, можно будет открыть лавку?
– Конечно!
– А парикмахерскую?
– Вы же ясно слышали, что он сказал! Делайте, что хотите! Парикмахерская – это полезно. Не будут же они запрещать такую полезную вещь…
Энта Лазари тоже спешила домой, рассчитывая обсудить с мужем возможность возобновления семейного гостиничного бизнеса. Не застав дома Аарона, она рассердилась:
– Вот вечно он куда-нибудь денется! Именно тогда, когда особенно нужно!
– Мама, ну зачем ты так? – заступалась за отца Рейна. – Скорее всего, папа сейчас где-нибудь за Днестром…
– За Днестром! – возмущенно фыркала Энта. – Что ему делать за Днестром, когда вся семья в Хотине?
– Ему наверняка поручили какой-нибудь важный проект, – высказывала предположение дочь. – Он ведь дипломированный бухгалтер! Он там хорошо зарабатывает и откладывает деньги. Вот вернется, и сможем открыть гостиницу. Сейчас-то все равно не на что: белье разворовали и посуду тоже…
Фантазии фантазиями, но повседневного страха и в самом деле стало меньше; город-оборотень снова отдыхал, насытившись кровью и переваривая проглоченную добычу. Рачительные хозяйки раскладывали по буфетам и комодам награбленные тарелки и простыни, пересчитывали под крадеными абажурами соседское столовое серебро. Отныне это принадлежало им, но с одной оговоркой: к внезапно обретенному добру еще следовало привыкнуть, приучить к новым вещам руки, мебель, домашнюю обстановку. Пусть эти ложки и вилки, платья и подсвечники, детские игрушки и взрослая обувь навсегда забудут свой прежний дом, своих прежних хозяев – теперь все эти вещи мои, мои, мои!
Как долго могла продлиться эта передышка?
Неделю? Две? Три? Раньше или позже жажда убийства, помноженная на зависть и жадность, должна была вернуться на улицы города-хищника, города-людоеда. Жители еврейского квартала старались не думать об этом; в те дни все их усилия были направлены на добывание продовольствия. Но даже если бы и думали – бежать все равно было некуда: за пределами города-оборотня лежали деревни-убийцы, поселки-душегубы, села-палачи… Впрочем, кое-кто пробовал: в начале августа большая группа решившихся уйти хотинских евреев была ограблена и закопана живьем в одной из окрестных деревень.
Смерть подстерегала их повсюду – сытая, уверенная, безразличная, как тот жандармский офицер на сцене актового зала: «Делайте, что хотите…» Делайте, что хотите – все равно вам уже ничего не поможет. Вскоре после того, как стало известно об истории с закопанными людьми, на городскую площадь стали свозить подводы – десятки пустых телег, непонятно зачем и для чего.
– Будут вывозить мусор с погоревших домов, – сказала вернувшаяся с рынка Энта. Теперь из дома выходила только она одна. – Видите, все понемногу приходит в норму! Когда уже Аарон приедет, Господи боже мой? Вечно он куда-нибудь денется…
