– Папа, я ведь не в Новую Зеландию еду. Это час десять езды от порога до порога. И не навсегда. Я ж говорю: месяц-другой. Не переживай так. И пожалуйста, звони, если понадобится какая-нибудь помощь. Например, с бабулей.
Отец послушно кивнул. На поле выбегали футболисты, начиналась вторая половина игры. Нир поднялся к Лидии Сергеевне. Этого разговора он боялся значительно больше. Тем неожиданней оказалась реакция бабушки.
– Господи Боже мой, сынок, – проговорила она, откладывая в сторону книжку, – наконец-то! Я так за тебя рада.
Нир удивленно воззрился на ее взволнованное лицо.
– Бабуля, ты слышала, что я сказал? Я переезжаю в Иерусалим. Временно, ненадолго.
– Вы думаете, что бабка уже ничего не слышит, – с достоинством отвечала Лидия Сергеевна. – Все я слышу. Ты переезжаешь. И очень хорошо. Честно говоря, я уже начала волноваться. Внук Софьи Матвеевны ушел из дома в двадцать лет. Внук Маши – в двадцать один. Внук Бориса Ароновича – в…
– Бабу-у-уля! – простонал Нир. – Ну при чем тут эти внуки?
– Как это при чем? Они все – хорошие молодые люди. И что поделаешь, здесь принято, что хорошие молодые люди начинают самостоятельную жизнь вне родительского дома. Скажешь, нет?
– Ох, бабуля…
– Ну что «бабуля»? Что «бабуля»? Тебе ведь уже двадцать шесть, Сережа. Конечно, я переживаю… – помолчав с минуту, Лидия Сергеевна подняла на внука задорный взгляд: – А что это за друг, с которым ты будешь жить? Она красивая?
Нир невольно улыбнулся.
– Очень.
– Ну и хорошо. Эта твоя Сигаль мне никогда не нравилась.
– Ты ее видела один раз, да и то мельком, – напомнил Нир.
Лидия Сергеевна пренебрежительно передернула плечами.
– Ну так что? Чтобы понять, кто она, не требовалось смотреть на нее. Достаточно было взглянуть на тебя. Ты ведь как зеркало, Сереженька, – все в тебе отражается. И, в случае этой твоей Сигаль, отражалось, прямо скажем, не Бог весть что.
– А сейчас? Что отражается сейчас?
– Сейчас? – с усмешкой переспросила бабушка и махнула рукой. – Иди уже, иди…
– Ну уж нет! – возмущенно воскликнул Нир. – Бабуля! Колись, если уже начала!
– Фу, Сережа… – поморщилась Лидия Сергеевна. – Что за выражения такие? «Колись»… ты ведь не с товарищами по институту разговариваешь. А кстати, что будет с твоими экзаменами?
Нир вздохнул.
– Будет хорошо. Ладно, бабуля, я пошел собираться. Ты не волнуйся, я буду часто приезжать…
– Конечно, конечно, сынок… – кивнула старушка. В дверях Нир обернулся.
– Бабуля…
– Да?
– Скажи, может такое быть, что чувствуешь себя другим человеком? Из другого времени, из другого места, из другой жизни. С тобой это случалось?
– Со мной? Гм… – Лидия Сергеевна тщательно разгладила складки на одеяле. – Раньше – нет, не случалось. Видишь ли, у нас было очень мало свободного времени, Сереженька. Наше поколение, оно… Не могу сказать, что наша жизнь была сплошь и рядом несчастной, нет. Но нас постоянно куда-то гнали, всей толпой или даже гуртом. Гнало время, гнали события, гнали обязанности, гнал быт, гнал долг. У нас не было ни минутки, чтобы остановиться и подумать о таких вещах. Думали только о том, чтобы не упасть, чтобы бежать дальше. Чтобы ухватить немножечко счастья, тоже на бегу. Чтобы не выронить эту ухваченную кроху – семью, дом, ребенка…
– Значит, не случалось?
Бабушка улыбнулась.
– Я же говорю: раньше этого и быть не могло.
Чтобы, как ты говоришь, чувствовать себя, нужно много свободного времени. Нужно быть свободным, Сереженька. Сейчас вот у меня уйма свободы, да вот беда: жизни совсем не осталось. Уже ничего не изменишь… – она прихлопнула ладонью по кровати. – Зато вы, молодые, совсем другое дело! Вы свободны! Это ведь счастье, Сережа! Это ведь счастье, когда тебя не гонят гуртом…
Потом, складывая вещи в большую, армейских времен сумку, Нир то и дело останавливал себя: надо ли набирать так много? Он ведь переезжает совсем ненадолго, так что незачем пытаться втиснуть в брезентовый баул все содержимое шкафа. Рубашки, брюки, белье, обувь. С полки в сумку, из сумки на кровать, с кровати – опять в сумку… Некоторое время спустя Нир обнаружил, что внешне простое дело сборов превратилось в запутанный клубок неразрешимых проблем. К примеру, брать или не брать эти шорты? Зависит… От чего? А черт его знает… Тогда брать? Тогда брать. Да, но…
Вздохнув, он сел на кровать среди груды вывороченных из шкафа и уже многократно переложенных с места на место вещей. Сел и еще раз напомнил себе, что уезжает не насовсем, что всегда можно будет вернуться за необходимым, что не происходит ничего особенного. И тем не менее, тем не менее… Сама необходимость этих частых напоминаний говорила о том, что особенное все-таки происходит, причем происходит не с кем-нибудь, а с ним, Ниром, здесь и сейчас. Час тому назад он теми же словами о временности переезда успокаивал отца и бабушку; теперь же рядом не было ни бабушки, ни отца, не было никого, а уговоры требовались по-прежнему. Получалось, что и раньше, твердя о незначительности этого шага, Нир адресовался скорее к себе самому, чем к другим. Получалось, что он действительно резко меняет свою жизнь, и та, как и всякое живое существо, вполне оправданно нервничает, чувствуя грядущую перемену.
Все это выглядело более чем странно, поскольку реально-то речь шла всего лишь о простой поездке в Иерусалим с несколькими ночевками. Или больше, чем несколькими? Зависит… От чего? А черт его знает… Так брать эти дурацкие шорты или не брать? Не брать. Или брать… Нир с досадой схватил в охапку наваленные на кровати шмотки и как есть, одной беспорядочной массой запихнул их обратно в шкаф. То-то бабуля будет ворчать, увидев завтра это безобразие… Почему-то сейчас эта мысль доставила ему удовольствие.
Напоследок он полез под кровать и достал из привинченного к полу металлического ящика пистолет с двумя полными обоймами. Нир и Шуки получили разрешение на личное оружие еще в армии, перед демобилизацией. В тот момент они думали подрабатывать в охране, и наличие законно зарегистрированного пистолета могло стать преимуществом при поиске работы. В итоге оба устроились в телемаркетинг, а купленный Ниром девятимиллиметровый чешский «чезет» так и остался не у дел, напоминая о себе лишь раз в три года, когда приходило время продлевать лицензию. В принципе, оружие доставляло одни только неудобства, и Нир давно уже избавился бы от него, если бы процедура продажи не была еще более хлопотной.
Брать? Не брать? Нир задумчиво взвесил «чезет» на руке. С одной стороны, ужасно неудобно таскать его с собой, лезть за документами при каждой проверке у каждой двери – в магазине, в кафе, в кино. Здесь, дома, оружие лежит в каком-никаком, но все-таки сейфе, а в крошечной иерусалимской мансарде его и приткнуть-то некуда. Потеряется – объясняйся потом в полиции… С другой стороны, было бы крайне эффектно покрасоваться перед Рейной с настоящим пистолетом. Мы, мол, не какие-то там фитюльки – вооружены и очень опасны! Да и придуманный Ниром альтернативный план предполагал демонстрацию опасности; с «чезетом» за поясом будет намного легче убедить девушку в реальной экстремальности происходящего. Нир сунул оружие в сумку и решительно застегнул молнию. Все. Пора.
