Она сидела у него на коленях, боком к снимающему, закинув одну руку ему на шею, он сцепил руки замком у неё на талии. Они смотрели друг на друга и улыбались.
– Миша, какая у тебя мама красивая! Какие волосы у нее шикарные. И папа такой богатырь!
– Да, отец всегда говорил, что я на маму похож, – он погладил фото. И столько в этом жесте было любви и нежности, что я вдруг поняла, КАК ему их не хватает.
Я перелистывала медленно, Миша рассказывал. Вот он смешной бутуз у мамы на коленях. Вот такое же фото, но через год. Взгляд серьезный и внимательный.
На всех фото, где были оба родителя, они были не просто рядом друг с другом, они были вместе, единым целым. Всегда объятия или просто вот держатся за руки, отец смотрит на маму, а она, смеясь, смотрит на сына. Каждое фото дышало любовью. На последней странице я расплакалась и уткнулась Мише в бок.
– Кать, что случилось? Ты что?
– Миш, они были такие… Они так любили друг друга… всю жизнь… – рыдала я.
– Кать, у нас будет так же. Кать, я знаю.
Он гладил меня по голове, как маленького ребёнка. Постепенно я успокоилась и вдруг я поняла, что хочу создать такую же нашу с ним историю.
– Миш, я хочу, чтобы у нас был такой же семейный альбом.
– Катя, да? Девочка моя любимая! – он чмокнул меня в макушку, – я тоже всегда мечтал, что у меня будет такой же.
Он помолчал, потом, откинув последнюю страницу, из-за кожаной обложки вдруг вытащил наше с ним фото. То самое, которое было сделано на свадьбе детей после нашего с ним вальса.
– Миша! – я охнула, разглядывая это фото, – вот странно, у меня же тоже есть такое, но твоё как будто другое. Как это?
Он рассмеялся:
– Помнишь, нас же не один раз фотографировали. Мы несколько раз и всегда по-разному стояли с тобой. Просто я выбрал это.
На моем фото он чуть обнял меня за плечи, и мы смотрели в объектив снимавшего. Вполне себе официальное фото. А на этом фото, он тоже держал меня за плечи, но смотрели мы друг на друга. И я вспомнила: нас много раз щелкали, просили встать по-другому. И он вдруг наклонился к самому моему уху и шепнул: “ Никому не отдам!” и крепко прижал меня к себе, а я повернулась и посмотрела на него удивлённо, встретившись с его взглядом и улыбкой.
– Просто это тоже наше с тобой первое совместное фото. Не возражаешь, если с него и начнём наш семейный альбом? Кать, а ты помнишь, что я тогда сказал тебе?
– Никому не отдам! – выпалила я, не задумываясь.
Он рассмеялся, довольный моим ответом.
Я забрала у него альбом, положила на столик у дивана и забралась к нему на колени, сев к нему лицом. Поерзала, устраиваясь удобнее.
– Кать, – позвал он меня осипшим вдруг голосом, – не боишься, что Анатолий зайдёт?
– Не боюсь. Пусть заходит! Я дома, и я со своим мужчиной. Где хочу, там и занимаюсь с ним любовью.
– Ах, ты, хулиганка! – рассмеялся он, а я уже стягивала с него футболку.
Эпилог
Деревня, конечно, гудела, обсуждая нас с Михаилом. И то, что я молодого да богатого захомутала. И то, что сама в трауре, а уже с мужиком живу. Но траур я по детям не снимала, и этот пункт постепенно перестали обсуждать.
Новый год праздновали у нас. Всей большой и неожиданно дружной компанией. Были все: Танюшка, Марина с Настёной, Игорь, Славик и, конечно, Людмила с мужем.
У Танюшки, кажется, завязывались отношения с Анатолием. Он ходил за ней, как приклеенный, но руки не распускал. Он вообще в деревне стал другим. Миша больше не нуждался в его услугах. Зато на лесопилке нужен был свой медпункт. Вот там теперь и работал Анатолий, обустраивая его с нуля.
Анатолий съехал от нас к Ильиничне. Она жила одна, муж давно умер, а детей у неё не было. Дом был добротным, комната одна свободная у неё имелась. Она заботилась о нём, как о родном. Он помогал ей по хозяйству, как умел.
С Настёной и Славиком тоже было всё понятно. Славик, кстати, тоже ставил себе сруб. Рядом с Игорем. В конце деревни продавались два участка земли, вот они их купили и строились. На работе Славика очень ценили. У него даже уже была своя бригада из наших, деревенских, мужиков. Мужики все были старше его, но ходили в его подчинении, потому что уважали.
– Вот Славик построится, и тогда будем на их свадьбе гулять, – сказала мне Людмила. Уж она-то точно знала, о чём говорит.
Игорь снял квартиру в центре нашего поселка, в пятиэтажке на пятом этаже. Дом был без лифта, и он ворчал, что до квартиры долго добираться. И что даже племяш к нему в гости не заходит.
– Катерина, скажи уж честно, что околдовала моего родственника, – грохотал он, приезжая к нам в гости, – нет, ну правда, же! Из дома на работу, с работы домой. Не отпускаешь мужика от себя ни на шаг, всегда рядом с ним! Вон, уже и откормила!
– Ты вот как только сруб свой поставишь, так он у тебя первый гость будет! – отшучивалась всегда я, – и ничего я его не откормила. Просто он веса среди местного населения прибавил!
Миша молча улыбался, слушая наши пикировки с Игорем.
В деревне и Мишу, и Игоря уважали. Женская часть – за то, что работа мужикам нашлась. Да не просто работа, а та, где пьяного или даже с перегаром, в цех не пускали. За этим вот как раз Анатолий строго следил. Может, поэтому, сплетен много не распускали, побаивались. Кто их знает, богатых этих. А ну, как возьмут и продадут опять лесопилку?
Неожиданно выяснилось, что Игорь в присутствии Марины перестаёт грохотать и становится обычным. Я даже сама задала вопрос Людмиле:
– Люд, что там у них? – мы сидели за общим столом, и я кивнула в сторону Марины и Игоря.
– А у них там перестроение личности Игоря, они то разберутся – последовал загадочный ответ, – а вот ты, Катерина, соглашалась бы уже официальные отношения с Михаилом оформить.
Я от неожиданности даже поперхнулась и кашлянула. На что сразу получила нежное похлопывание по спине от Миши. Вот в этом он весь: всё внимание только мне. А Людмила продолжила:
– Ну. не хочешь же ты с пузом, которое у тебя уже через два месяца на нос полезет, в ЗАГС идти? А оно у тебя полезет, двойня же, да крупная.
Я растерянно глянула на Мишу. Он в этот момент говорил с Игорем и не слышал последних слов Людмилы. А ведь Миша только вчера вечером мне сказал, что грудь моя налилась и потяжелела, и я чуть округлилась вся.
– Ещё сексуальней стала! Вот так бы и смотрел на тебя всегда. Голую! Да, боюсь, уведут!
За что в него полетела подушка. То, что я округлилась, я и сама заметила. А потом попыталась вспомнить, когда у меня последний раз были месячные, и вошла в ступор. Получалось, что уже больше, чем два месяца задержка. Утром, пока Миша спал, я сделала тест, и ,увидев две полоски, улыбнулась и убрала тест в шкафчик. Потом, когда вечером вернемся в спальню, я подарю ему этот особенный подарок.
