В течение шести месяцев Кейт одержимо обшаривала все самые сокровенные уголки жизни своего мужа: его электронную почту, его текстовые сообщения, его WhatsApp, его фотографии и даже его рабочие документы. Она тщательно изучала ужасные детали психологически травмированной, но очень красивой молодой девушки, тщетно пытаясь найти подтверждение своей убежденности в том, что Роан занимается с ней сексом, беззастенчиво нарушая частную жизнь подростка, которая по наивности думает, что все, что она говорит своему психологу, должно оставаться в строжайшей тайне.
Роан обнаружил, чем занимается Кейт, в начале февраля. Или, вернее, она была вынуждена признаться ему, чем она занималась, после того как он, придя с работы домой, сказал ей, что, по его мнению, его новая ассистентка просматривает личные записи его пациентов и даже его электронную почту и его телефон. Роан добавил, что следит за ней и, в случае необходимости, готов сообщить о ней куда следует.
При мысли об официальном расследовании Кейт запаниковала и сказала:
– Это я. Это я. Это я… – И разрыдалась, пытаясь все объяснить, но ее слова не имели смысла, абсолютно никакого, потому что тогда, в течение нескольких месяцев, она совершенно съехала с катушек.
Она надеялась, что после этого признания он обнимет ее, что она услышит рядом с ухом его тихий ободряющий голос, что он скажет ей, мол, все в порядке, я все понимаю, я прощаю тебя, не плачь. Вместо этого он посмотрел на нее и сказал:
– Большей подлости я не видел за всю свою жизнь.
Конечно, у него не было никакого романа. Он просто работал допоздна, уставал, ежедневно сталкивался с невообразимыми ужасами, общался с новой ассистенткой, которая была отнюдь не на высоте, у которой был больной отец. Он пытался привести себя в форму, от случая к случаю занимаясь бегом, и постоянно расстраивался из-за того, что ему никогда не хватало времени заниматься этим постоянно. По его словам, его жизнь была нескончаемой борьбой со всем этим. И теперь вот Кейт, идиотка, как свинья, сует свой нос в его личные дела, вторгаясь в его профессиональную сферу, подвергая опасности его работу, воображая о нем самое худшее, самое-самое худшее.
– С какой стати, – спросил он, умоляюще глядя на нее, как будто не верил своим глазам, – у меня должен быть роман?
Такой простой вопрос. Она умолкла и на минуту задумалась. Правда, зачем ему роман?
– Потому что я старая, – в конце концов сказала она.
– Я тоже старый.
– Да, но ты мужчина. У вас нет срока годности.
– Кейт, – ответил он. – И у тебя тоже. Не для меня. Ради бога, ты и я. У нас нет сроков годности друг для друга. Мы – это мы. Мы… просто мы.
После этого он съехал на несколько дней. Это была ее идея. Ей нужно было проветрить голову. Когда Роан вернулся, он сказал: «Я чувствую, что мы потеряли нашу нить. Как будто мы были в некой зоне, а теперь вышли из нее, и я не знаю, как вернуться в нее снова».
– Я чувствую то же самое, – сказала Кейт.
За этим последовали несколько дней экзистенциальной драмы и переживаний, а также множество споров по поводу отмены жутко дорогого отпуска с катанием на лыжах, о том, как это воспримут дети, о страховых полисах (где не было специального пункта для «неожиданных семейных разногласий»). Затем за два дня до вылета они выпили бутылку вина, занялись сексом и решили просто поехать в отпуск и посмотреть, может, это все исправит.
В какой-то степени исправило. Дети были в восторге, полны веселья, солнце светило весь день и каждый день, а отель, который они выбрали, был выше всех похвал и полон приятных людей. Через неделю они вернулись домой и, подсознательно и без дальнейших обсуждений, просто решили жить дальше и забыть, что такое когда-либо случилось.
Но все же оно случилось. Кейт перешла линии и границы, нарушила доверие между ними, и даже сейчас она все еще чувствует себя жалкой. Материнство давало ей ощущение морального превосходства, но за шесть безумных месяцев она полностью утратила свое положение и теперь вздрагивает под пристальным взглядом Роана, страшась, что он увидит за якобы прочным фасадом ее жалкую суть. Теперь Кейт комфортнее, когда он не смотрит на нее, когда он ее не видит. Потому что, если он ее не видит, он не может ее ненавидеть. А он ее ненавидит. Она это точно знает.
* * *
Сафайр, так звали пациентку, чьи личные записи она читала. Сафайр Мэддокс. В то время ей было пятнадцать, и она с десяти лет занималась членовредительством.
Однажды во время безумия прошлой зимы Кейт даже пришла к школе, где та училась, и стала наблюдать за ней через ограду. Вот она, та девушка, с которой, как подозревала Кейт, был роман у ее мужа. Высокая, худощавая, с плоской грудью, темные волосы собраны в пучок, руки в карманах черного блейзера. Взгляд светло-зеленых глаз прикован к спортивной площадке. Почти царственная особа. Кейт ожидала увидеть совсем другую. На глазах у Кейт к девушке подошел мальчик, игриво пытаясь добиться ее внимания, и Кейт увидела, как мальчишка тотчас слинял, вернулся к своим друзьям. Его добродушное поведение было поведением человека, который ожидал получить то, что получил.
Затем к Сафайр подошли две девочки, и они втроем синхронно зашагали обратно к зданию школы.
Сафайр не производила впечатления девушки, которая резала себя разогнутыми скрепками. Скорее, она была похожа на пчелиную матку.
Последний раз Кейт видела Сафайр спустя пару месяцев после того, как они переехали в квартиру в Хэмпстеде. Она шла по Финчли-роуд с каким-то мужчиной, таща за собой хозяйственную сумку на колесиках.
Кейт некоторое время шла за ними, и ее сердце бешено колотилось от страха, она боялась, что ее застукают. У мужчины была явная хромота, и Сафайр то и дело останавливалась, чтобы он мог догнать ее, прежде чем они оба свернули в жилой квартал в конце Финчли-роуд и исчезли за дверями высотного многоквартирного дома.
Как только дверь за ними закрылась, Кейт остановилась и перевела дыхание. До нее внезапно дошло, что она делает. Он повернулась и быстро зашагала домой, пытаясь очистить свою психику от дурного поступка.
8
На следующее утро Роан с застенчивой улыбкой передает Кейт через стол красный конверт.
– Не волнуйся, если ты не успела… – говорит он. – Это было всего лишь… ну, ты знаешь…
Она улыбается, достает из сумочки свой красный конверт и протягивает ему.
– А теперь открываем… – игриво говорит она.
Они одновременно открывают конверты. Оба чувствуют себя довольно неловко. У Кейт открытка Роана с рисунком Бэнкси. Это красный воздушный шар в форме сердца с налепленным пластырем, который висит на стене в Бруклине в Нью-Йорке. Просто невероятно.
Кейт открывает открытку.
Внутри корявыми буквами написано: «Вы готовы отодрать пластыри?»
Она смотрит на Роана. С ее губ слетает легкий смешок. Ее живот приятно сжимается и растягивается.
