– Думаю, Брин был просто забавным типом. Многие на тех форумах были озлоблены и лишены юмора, воспринимали все чересчур серьезно. Брин же был забавный. И харизматичный. Он нравился людям. Он нравился мне. Но потом, когда я, наконец, встретился с ним лично, я увидел его таким, каким он был на самом деле.
– И каким именно, Оуэн?
– Как вам сказать, – произнес он после минутного размышления. – Чокнутым, как мне кажется.
Но теперь, когда он сидит напротив своей тети и думает о жестоких несправедливостях, направленных против него, холостого, одинокого мужчины, «странного», без семьи и друзей, который явно недостаточно порядочен или честен, чтобы найти себе пару и иметь алиби, чтобы его не обвиняли в чудовищных преступлениях против молодых девушек, он чувствует, как ему не хватает Брина, его взгляда на мир. Нет, не его слов о том, как оплодотворять женщин против их воли, а о том, насколько несбалансирован мир, как все в нем заточено на предпочтении не тем людям и по не тем причинам. Оуэн хотел бы обсудить это сейчас с кем-то, кто зрит правду. Но Брин исчез… Брин, или как там его зовут на самом деле. Он исчез, как плюшевый кролик в ловких руках фокусника. Оп-па! И теперь никто не поверит, откуда в ящике с носками оказались наркотики для изнасилования на свидании и что у Оуэна и в мыслях не было ими воспользоваться.
Он снова смотрит на Тесси. Ее взгляд устремлен на его макушку.
– Тебе разрешают здесь мыться? – спрашивает она.
Он кивает.
– Принести тебе мыла? Или какой-нибудь хороший шампунь?
Он снова кивает.
– Да, – едва слышно отвечает он. – Будь добра. И, послушай, Тесси, ты не могла бы сделать для меня кое-что еще? Пожалуйста. Свяжись с одним человеком от моего имени, хорошо? С женщиной, с которой я встречался в День святого Валентина? С тех пор мы с ней часто болтали. Обменивались сообщениями. И на следующей неделе мы должны были снова пойти куда-нибудь. Не хочу, чтобы она подумала, будто я забыл о ней.
– Оуэн. Милый мой Оуэн. Ты во всех газетах, во всех новостях. Могу гарантировать, что она отлично знает, почему ты не вышел на связь.
Он подавляет в себе очередную вспышку гнева, закрывает глаза и вновь медленно их открывает.
– Ну, пожалуйста, Тесси. Тебе ведь не сложно? Знает она, где я, или не знает, это неважно, но я бы хотел, чтобы она знала, что я думаю о ней. Что я хочу… я хотел бы, чтобы меня здесь не было, чтобы этого не происходило, чтобы все было просто… сама знаешь. Пожалуйста, Тесси.
Она закатывает глаза и достает из сумки блокнот и ручку.
Он диктует ей адрес электронной почты Дианы – это единственное из ее контактных данных, что он помнит наизусть.
– Скажи ей, что, по-моему, она просто чудо, пожалуйста, Тесси, скажи. Скажи ей, что я не тот человек, о котором пишут в газетах. Скажи ей, что если она придет ко мне, то я все объясню. Скажи ей, чтобы она пришла ко мне, Тесси. Пожалуйста. Тебе больше ничего не надо делать. Только это. Хорошо?
Он видит, как она закрывает глаза, видит, как она втягивает щеки и слегка раздувает их снова.
– Хорошо, – говорит она. – Уговорил. Хотя я не стану лгать от твоего имени, Оуэн. Я не буду говорить ничего, что, как мне кажется, не является правдой.
– Нет. – Он качает головой. – Ничего не говори, кроме того, что я сказал. Обещай мне.
Она вздыхает и говорит:
– Да. Да, хорошо, обещаю. – Затем она смотрит на наручные часы и снова вздыхает. – Мне нужно идти. Сегодня мой день в магазине. Боже правый, – она вскакивает и скрежещет зубами, – что, черт возьми, я скажу людям? Потому что они спросят, Оуэн, они спросят.
Тесси дежурит один раз в неделю после обеда в деревенском книжном магазине организации «Оксфам». Это помогает ей чувствовать себя хорошим человеком. Она идет к двери, и Оуэн провожает ее взглядом. Она не прикасается к нему, не пытается попрощаться. Она просто уходит.
Офицер полиции, стоящий в углу, открывает дверь и выводит ее. Другой полицейский, женщина, сидящая в конце стола, откашливается.
– Готовы? – говорит она Оуэну.
Он встает и следует за ней до двери.
В комнате все еще пахнет Тесси, пыльным бархатом, дешевым кондиционером для белья и ароматом духов «Ирис Пенхалигонс».
40
Сафайр
Первого января, в первый день нового года, я пришла домой в шесть утра. Аарон спал, а Анджело лежал в маленькой кроватке, которую я держала рядом со своей. Увидев, что я вошла, он лениво встал. Я взяла его на руки, понюхала и усадила на кровать рядом с собой. Я чувствовала себя совершенно измотанной. Опустошенной. Было так тихо. Всю ночь я то и дело просыпалась от криков гуляк, воя ветра в высоких ветвях деревьев, шума машин, проезжающих каждые несколько минут, скрипа ворот, ведущих на стройку, чириканья птиц. Каждый раз, когда я засыпала, мне снилось, что там была лиса, которая лизала мне лицо, дышала мне в ухо. Я просыпалась и обнаруживала, что я одна. Было шумно. Было холодно. Я жила посреди ночной темноты.
Теперь я смотрела на грязно-белый потолок своей спальни, на розовый бумажный абажур с вырезанными сердечками, который я выбрала, когда мне было восемь лет, в «Homebase». К нему прилагался комплект пуховых одеял и настольная лампа. Я не знала, кем был этот ребенок или кем она могла стать, если бы Харрисон Джон не сделал того, что он сделал с ней, когда ей было десять лет.
Было тихо, если не считать звуков спящего дома. Я думала, что мне здесь не место. Я принадлежу улице. И вновь другая часть меня, та часть, которая прилежно выполняет домашние задания, красит ногти и смотрит телепрограмму «Лучший пекарь Британии», эта часть меня прошептала мне на ухо:
– Ты уверена, что у тебя не едет крыша?
Но я знала, что нет, не едет. Я знала, что просто меняюсь. Становлюсь другой. Развертываюсь. Совершенствуюсь.
В ту ночь я снова взяла свои вещи и легла спать на другой стороне улицы напротив дома Роана Форса. Я сказала Аарону, что ночую у Жасмин. Взгляд, которым он посмотрел на меня, говорил: «Я вообще-то не верю тебе, но ты почти взрослая и скоро упорхнешь отсюда, и я не хочу быть тем, кто подтолкнет тебя к краю».
Следующей ночью я спала дома, только ради Аарона, а не ради себя, но моя душа болела, пойманная в ловушку квартиры. Я чувствовала себя поглощенной матрасом, одеялом, окружившим меня теплым воздухом. Я испытывала клаустрофобию, тревогу. Когда на следующее утро я проснулась, простыни обмотались вокруг моих ног, и на минуту я испугалась, что меня парализовало. Откуда-то из глубин живота на меня накатил приступ паники. Я раскрутила простыни и, тяжело дыша, села. Я знала, что не смогу провести еще одну ночь в помещении. Я знала, что изменения во мне почти завершились. Вечером я дождусь, когда Аарон уснет, а потом уйду.
В те ночи я не спала. Почти не спала. Я просто лежала в темноте, чувствуя, как моя душа наполняется, моя голова вибрирует, моя кровь течет по жилам, теплая и полная жизни. Мне не нужно было спать. Я существовала на каком-то другом уровне, используя некую странную энергию, закачанную в меня из луны надо мной, из земли подо мной.
