Эй подобрал меня через квартал. В машине было накурено так, что слезились глаза. При этом он что-то пробурчал про запах алкоголя, который я притащила с собой… На самом деле, Эй выразился грубее.
Он так резко и на такой скорости разворачивал машину в переулке, что едва не сшиб мусорный бак. У меня даже возникла мысль, не поехать ли домой на такси, но вместо этого я предложила купить фаст-фуд. Я жутко проголодалась, и так же жутко мне хотелось с кем-нибудь поделиться эмоциями.
Вскоре мы ввалились в его дом с двумя огромными пакетами из «Бургер Кинга». Я накинулась на еду и первую пару куриных крылышек обглодала с упоением голодного волка. Только после этого я смогла приступить к рассказу о том, что произошло на мастер-классе и в баре.
И вот уже за полночь, а меня все еще неистово штормит. Мне хочется танцевать, а еще больше – совершить спринтерский забег вокруг этой деревушки. Эй не разделяет моих эмоций. Он уперто и враждебно повторяет вопрос:
– Так что ты ответила, Эм? Согласилась на съемку?
Да, я согласилась на съемку. И если бы Эй побывал на моем месте, то поступил бы так же. Но могу ли я ему рассказать? Мне пришлось уговаривать его даже на то, чтобы проследить вместе с ним за Ренатой. А теперь я собираюсь остаться с ней наедине. И она будет фотографировать меня.
Самый важный снимок – тот, который может появиться на выставке, тот, за которым охотимся мы с Эем, – Рената сделает тайком. Это будет неожиданно и непредсказуемо. И снимок вряд ли мне понравится – демонстрация внутренних изъянов интересна зрителям, но не моделям.
Так могу ли я рассказать Эю, что собираюсь стать наживкой? Согласится ли он?
Или именно к этому он меня и подталкивает?
– Я нне решила.
– Даже не думай, – сквозь зубы цедит он, обгладывая косточку. – Этого не будет.
Короткий разговор. Жирная точка.
Ну и пусть. Так даже проще.
Смотрю, как он поглощает еду – будто машинально. Он вообще ощущает ее вкус?
– Я ппонимаю тебя.
Его бровь приподнимается. Челюсти работают все также усердно.
– Ррената классная, – продолжаю я, не спуская с него глаз. – В ттом ссмысле, что с… с ней обыденные ввещи ннаполняются смыслом. В ккаждом ппредложении есть пподтекст, ккак надстройка, ввторой этаж.
– Скорее, подвал, – Эй одним движением открывает бутылку с пивом и выпивает треть огромными глотками.
Снисходительно прищуриваюсь.
– Ты ппросто злишься, ччто она оказалась ттебе не ппо зубам!
– А ты, значит, ее раскусила? – Эй ставит бутылку на стол с чуть более громким звуком, чем обычно.
– Ввозможно.
Эй заглядывает в ведерко в поисках крылышка. Ведерко пустое. Он швыряет его в мусорную корзину. Ведерко отскакивает от обода корзины и совершает полукруг по кухне, оставляя жирную полоску.
Некоторое время мы с Эем смотрим друг другу в глаза.
– Значит, она хотела, чтобы ты так думала.
Я отступать не собираюсь.
– А тты, пполучается, знаешь ее наизусть? Ппока что я веду ее зза ссобой, а не ннаоборот.
Эй чуть приподнимает подбородок, и в глазах вспыхивают дьявольские огоньки – или преломляется свет лампы.
– Хорошая работа, Эм. Так когда у вас следующая встреча?
– Нне знаю, – я отпиваю колу из жестяной баночки – напиток, идеально подходящий для моего душевного состояния. – Она ппозвонит мне. Ппотому что она ввзяла мой номер ттелефона... А сколько ппрошло времени, ппрежде, чем она ппопросила твой номер, Эй?
Он ухмыляется.
– Не думаю, что это можно сравнивать.
– Скажи пправду, Эй! Она тебе его и не ддавала, ссам вымолил.
– Вообще-то, это жестоко – учитывая, что ты уже знаешь мою историю.
Он прав.
Стираю салфеткой улыбку, тщательно вытираю пальцы.
Нет, не получается быть серьезной.
– Она мне пповерила!
– Рената? Поверила тебе? Не смеши меня, Эм. Рената и доверчивость – несовместимы.
– Оччень даже!
– Да нет! Несовместимы! Это как ты и... – Эй поджимает губу, щелкает пальцами, –караоке!
– Ввот как?! У ттебя есть ккараоке?
Эй отваливается на спинку стула, закладывает руку за руку. Вид у него, как у сытого кота.
– Допустим.
– Ввключай!
– Я не уверен, что готов это слушать.
– Ну, ддавай же! – мне приходится тащить его за руку.
Его скептицизм бьет через край.
– Ну, и что же ты хочешь... – он делает шикарную паузу, – спеть? Ты, конечно, стала меньше времени тратить на вымучивание каждого слога – и эту заслугу я приписываю себе, ведь до меня никто не вызывал в тебе столько эмоций, чтобы хотелось высказаться… Так вот – да, ты звучишь чуточку лучше. Но все равно – это ужасно, поверь мне, Эм. Если бы я мог понимать тебя без слов, я бы брал на наши свидания кляп.
– Ппокажи, что у тебя есть!
Едва он включает на телевизоре караоке, как я забираю пульт и листаю список песен.
Эй прикуривает сигарету. Переносит пепельницу на комод, облокачивается о него локтем. Место в первом ряду.
– Ввот!
– «Отпусти и забудь»? Там есть слова, Эм. Много слов. И все их нужно произнести. Ты уверена?
– Абсолютно! – нажимаю на плей.
И после проигрыша приступаю...
Эй не знает о моей особенности: когда я пою, звуки выливаются из меня, а не тащатся, ковыляя и спотыкаясь. Когда пою, я не заикаюсь.
Сначала я еще поглядываю, как меняется взгляд Эя, как ухмылка, пройдя стадию плотно сжатых губ, превращается в улыбку. А затем я так увлекаюсь пением, вдохновленная музыкой и своей смелостью, что перестаю обращать на Эя внимание.
– Не открывай, храни секрет! Будь хорошей девочкой для всех!.. – да, это мой бенефис! – Но тщетно все-е-е-е! – на этом моменте я так артистично и душевно развожу руками – что сбиваю пепельницу.
Пепел оседает на ковер уже только под музыку, без слов.
Не поднимая головы, стряхиваю пепел с платья.
И слышу аплодисменты Эя.
– Это было круто, Эм! Честно. Оказывается, у тебя есть голос! Во всех смыслах этого слова, – он снова включает телевизор. – А можешь спеть что-нибудь менее щенячье? Например…
Так начинается мой лучший вечер – вернее, уже ночь – в компании Эя.
Несколько песен я исполняю сама, а потом, после пары бутылок пива, ко мне присоединяется Эй. Мы поем песни Scorpions, Queen и The Beatles – горланим во все горло, нисколько не стесняясь друг друга. Потом переходим на песни из советских кинофильмов. После дуэта «Есть в графском парке темный пруд…» Эй разворачивает меня к себе лицом и, глядя в глаза, говорит:
