Когда Игорьку исполнилось семь, дед стал брать его на стадионы – в Лужники, на «Динамо» и на «Торпедо».
– Посмотрим хоть, какого цвета у них свитера, – говорил он внуку и шутливо добавлял, подмигнув: – Когда я не смогу дойти от трибуны до метро, придется смотреть по телеку, а там все черно-белое.
Шутки шутками, но так оно в итоге и случилось: изъеденные колымским артритом дедовские ноги не слишком годились для длинных пеших прогулок. После матчей милиция закрывала ближние к стадиону станции метро, а увешанные людьми трамваи становились похожими на полудохлых гусениц, заживо пожираемых полчищами черных муравьев. За неимением иного варианта дед и внук перешли к телевизионному «болению». Телевизор назывался «Рекорд» и совершенно оправдывал свое название, ибо уплаченные за него двести с лишним рублей проделали в семейном бюджете поистине рекордную дыру. В принципе, цвет свитеров в те годы уже можно было разглядеть и по телеку, но цветной «Рубин» стоил и вовсе заоблачных денег. Их непомерную величину дед Наум разъяснил внуку при помощи все той же спортивной терминологии.
– Знаешь ли ты, Игорёха, каков мировой рекорд Валерия Брумеля?
Это был очень обидный вопрос, потому что цифры рекорда Брумеля по прыжкам в высоту знали тогда все мальчишки без исключения.
– А то! – сурово отвечал Игорёк. – Это всякий знает. Два-двадцать-восемь!
– Ну вот, это и есть наш телевизор «Рекорд» – ровно двести двадцать восемь рублей, включая доставку и благодарность продавцу, – сказал дед Наум. – А теперь представь себе такое: чтобы купить «Рубин», Валерию Брумелю пришлось бы прыгать аж на девять-двадцать-пять. Думаешь, это возможно?
– Нет, невозможно. У него и два-двадцать-восемь всего однажды получилось, а уж девять метров… Ты что?! Такое и в длину-то не прыгнешь…
– О! Об этом и речь, – удовлетворенно констатировал Наум Григорьевич. – Потому-то мы с тобой и смотрим черно-белый «Рекорд», а не цветной «Рубин». Теперь понятно?
Он умел доходчиво объяснять, этот дед Наум. Да и на фига им сдался какой-то дурацкий «Рубин», заведомо недоступный даже самому Валерию Брумелю?
Перед трансляцией Наум Григорьевич усаживался в старое продавленное кресло в двух метрах от экрана и командовал:
– Игорёха, врубай прибор!
Как и всем причастным к миру высших достижений, «Рекорду» требовался тщательный разогрев во избежание травм. Пока телевизор прогревался, дед и внук заключали пари: на нужном ли он канале – первом, Центральном, или втором, московском. С тех пор как пластмассовая ручка переключения безвозвратно травмировалась, как видно, из-за небрежного разогрева, с канала на канал переходили при помощи плоскогубцев. Результаты пари статистически верно влияли на итог предстоящего матча. Победа внука сулила благоприятный исход, и напротив – если угадывал дед, следовало готовиться к худшему.
Наконец в гостиную прорывался высокий и в то же время грудной голос комментатора Николая Озерова, и матч начинался. В отличие от деда, Игорёк не мог усидеть на месте и этим очень напоминал команду «Спартак», которая то блестяще выигрывала и выходила в лидеры, то бездарно проигрывала заклятым врагам – киевлянам или торпедовцам – и вправду черно-белым, в точности как «Рекорд».
– Ну! – кричал Игорёк. – Бей!
Осянин бил – и промахивался.
– Ч-ч-черт! – гневно и длинно шипя первый звук, произносил дед Наум и немилосердно хлопал себя по колену.
– Мимо! – заключал столь же бессменный, сколь и «голосистый» комментатор Николай Озеров.
– Игорёха, сядь уже, не мельтеши! – сердито требовал дед, и Игорь на время затихал, прекрасно, впрочем, понимая, что досада адресована вовсе не ему, а недружелюбной человеческой судьбе, неправедному футбольному судье, неудачно составленному календарю матчей и – совсем немножко – нападающему Осянину, промазавшему с двух метров по совершенно пустым воротам.
Не вставая с кресла, дед Наум тем не менее участвовал в матче еще и чисто физически. Его правая нога то и дело непроизвольно подергивалась в попытке достать уходящий мяч, а голова тщилась совершить убийственный кивок во время угловых и штрафных ударов. Ах, если бы все зависело только от него и от Осянина, а не от плоскогубцев и связанного с ними пари! Как-то раз, когда «Спартаку» предстоял ответственный матч в Киеве, Игорёк решил не пускать дело на самотек. Потратив некоторое время на изучение несчастного хвостика, оставшегося от ручки переключения каналов, мальчик запомнил приметы нужного положения и теперь мог заключать пари без какого-либо сомнения в успехе. Конечно, это сильно смахивало на жульничество, но чего не сделаешь ради любимой команды…
Как и следовало ожидать, «Спартак» одержал сенсационную победу, а в ноябре, тем же способом одолев ЦСКА, стал чемпионом! Отпраздновав с внуком долгожданный успех, дед Наум усадил его перед собой и, внезапно посерьезнев, произнес длинную речь о критической важности честной игры.
– Запомни, Игорёха, победа потому и называется бесценной, что ее не выставляют на продажу, – сказал он напоследок. – Победа – не предмет торговли и тем более не предмет жульничества. Я понимаю, что ты всего лишь хотел помочь нашему «Спартаку», но, пожалуйста, дай мне слово, что впредь это не повторится. Мы либо будем играть честно, либо не будем играть вообще. Договорились?
Людям часто приходится давать обещания. К примеру, у политиков это даже превращается в профессию, что, конечно, в значительной степени дискредитирует смысл этого действия. Но обещание обещанию рознь. Тот безмолвный, с полными слез глазами кивок, сделанный десятилетним Игорьком под требовательным, хотя и бесконечно добрым взглядом деда, во многом определил дальнейшую жизнь мальчика. Играть честно либо не играть вообще… Так просто и так сложно в перенасыщенной самыми разными играми среде – дворовой, школьной, студенческой, академической, семейной… любой.
Возвращаясь к телевизионному плоскогубному пари, следует отметить, что с того момента оно заключалось без тени жульничества, что закономерно привело к резкому ухудшению результатов «Спартака». Но следующий год все равно проходил под знаком чемпионата мира в Мексике – первого в сознательной жизни футбольного болельщика Игоря Островского. После того как советская команда вылетела в четвертьфинале, все вокруг стали болеть за великих бразильцев, ведомых гением футбола Пеле. Во дворе, куда Игорь выходил попинать мячик, никто даже не осмеливался претендовать на звание короля в желтой футболке с десятым номером – боялись, что засмеют. Зато на роли Тостао, Ривелино и Жаирзиньо всегда находилось по меньшей мере несколько кандидатов.
Поэтому мальчик очень удивился, когда понял, что истинные симпатии деда Наума отданы другим. И не просто другим, а очень странным другим – то есть не чемпионам мира англичанам и даже не абсолютно несгибаемым немцам, а какой-то невнятной Италии. Нет-нет, на словах дед вполне разделял всеобщее восхищение бразильской командой. Кто-то, может, и поверил бы ему, но только не внук, знавший своего партнера по «болению» как облупленного. Игорь ориентировался совсем на другие признаки, не подлежащие подделке и притворству. Какие бы невообразимые трюки ни откалывали волшебники-бразильцы, правая дедова нога оставалась равнодушно-неподвижной, зато стоило выйти на поле итальянцам, как она тут же принималась дергаться в такт движениям Джанни Риверы и Роберто Бонисеньи. Сомнений не оставалось: дед Наум скрытно болеет за Италию!
