– …вейпа со вкусом пиццы пепперони, со вкусом чизбургера с беконом, понимаешь? А для вегетарианцев есть целая линейка с бобовым буррито, сырным начос и паниром тикка масала…
– Меня сейчас вырвет, – говорит Огаст.
– В общем, я пока ищу инвесторов. Я так рад, что тебе понравилась эта идея. Ее сложно представлять другим.
– Да, может, у некоторых людей есть предубеждения по поводу того… какой вкус должен быть у вейпа? Но, в общем…
– Знаешь что? У меня в машине есть образцы – я тебе говорил, что купил «Теслу» в прошлом году? Ну, технически папа ее купил, но не важно, давай я покажу тебе, и ты сама сможешь попробовать.
– Ой, тебе необязательно это делать…
– Мне несложно, Майлс.
– Нет, Гейб… черт. – Слышится шуршание, пока Майла вытаскивает телефон и включает у себя звук. – Я не стащила пропуск.
Огаст крутится на месте. На другой стороне помещения Гейб направляется к двери.
– Пофиг, я стащу, – говорит Огаст в телефон, хватает ближайшую миску с тестом и идет прямо к нему.
В плотной толпе легко сделать последние шаги прямо в грудь Гейба, опрокидывая тесто на него, на шею и волосы, на рабочий пиджак.
– Вот черт, простите! – кричит Огаст. Гейб в шоке вскидывает руки, и она вытаскивает из фартука полотенце, начиная промокать им тесто. – Я ходячая катастрофа, боже мой.
– Это винтажный пиджак, – шипит он.
И этого хватает – переживаний из-за его дурацкого пиджака – для того, чтобы он не заметил, как она проскальзывает рукой под полотенце и отцепляет пропуск от его шнурка.
– Простите, – повторяет Огаст. Она сует пропуск в свой задний карман. – Я… я могу дать вам свои контакты и оплатить химчистку.
Он тяжело вздыхает.
– Не стоит.
Он уносится прочь, и Огаст извинительно машет ему вслед, а потом наклоняется к телефону в переднем кармане.
– Стащила.
– Умница, – отвечает Джейн.
– Ох, слава богу, – звучит голос Майлы. – Я думала, что мне придется повейпить какое-нибудь карри из барашка.
– Сегодня никаких преступлений против природы, – говорит Огаст. – Кроме одного, наверно. Увидимся в туалете, Нико?
– Буду там при полном параде.
– Так, Джейн, – говорит Огаст. – Я завершу звонок, но буду на месте через десять минут. Просто… просто оставайся там же.
– Думаю, я справлюсь, – говорит Джейн, и Огаст отсоединяется. Она передает пропуск Нико, и он расслабленно отдает ей честь. Он встретится с Майлой рядом с пунктом управления, как только все будут на своих местах. Остался только один шаг – подготовить отвлекающий маневр.
– Ты готов? – спрашивает Огаст Уэса, вставая рядом с ним около мусорной урны.
Он усмехается и поднимает бровь.
– Готов совершить поджог на шумной вечеринке? Я родился для этого.
– Ладно, – говорит Огаст, развязывая фартук. – Я дам тебе сигнал, когда мы пересечем мост. Я…
– Где ты была? – раздается голос Люси позади нее. Мать твою. Похоже, она вот-вот начнет сыпать ругательствами на чешском. Огаст поворачивается, видит ее сердитый взгляд и бутылку кленового сиропа, сжатую в руке, как граната. – Эти люди. Кошмар. Мне нужна помощь.
– Я… – Как ей, черт возьми, из этого выпутаться? – Прости, я…
– У нее возникла гениальнейшая идея, – говорит другой знакомый голос, и это сама Энни Депрессант в парике, костюме и со стопкой панкейков с начинкой на голове. – Я ее заменю. – Она указывает на банку с чаевыми. – Я удвою это за пятнадцать минут.
Люси переводит взгляд с Энни на Огаст, прищурившись. Огаст пытается выглядеть так, будто все так и есть.
– Ладно, – говорит Люси. – На полчаса попробуем. – Она тыкает в плечо Огаст указательным пальцем, накрашенным акрилом. – Но потом ты вернешься к работе.
– Конечно, без проблем, – говорит Огаст. Люси уходит, и Огаст поворачивается к Энни, которая непринужденно подпиливает ногти о свою фальшивую грудь. – Как ты…
– Думаешь, я дура? – говорит она. – Как будто всем, кто вас знает, не очевидно, что что-то происходит. Посмотри на Уэса. Он плавится, как гребаный твердый сыр в поезде «Эй». Мне не нужно знать, что вы делаете, но я могу помочь.
Уэс смотрит на Энни целых пять секунд и говорит:
– Господи боже, я в тебя влюблен.
Энни моргает.
– Можешь сказать это, не выглядя так, будто тебя сейчас стошнит?
– Я… – Он явно сглатывает то, что хотел сказать. – Вообще-то да, так и есть. Да. Я влюблен в тебя.
– Слушайте, я очень рада за вас обоих, – говорит Огаст, – но у нас время поджимает…
– Ага, – говорит Энни. Она улыбается. Она сверхновая звезда.
– Ага, – говорит Уэс. Они даже не пытаются смотреть на Огаст.
– Я тебя поцелую, – говорит Энни Уэсу. – А потом я пойду раздам панкейки некоторым пьяницам, и после этого ты сможешь мне все рассказать.
– Ладно, – говорит Уэс.
Они целуются. И Огаст бежит.
Таймс-сквер светится, сверкает, горит сквозь очки Огаст.
Как большинство людей, живущих в Бруклине, она никогда здесь не бывает, но это ближайшая станция «Кью» к Центру управления. Сейчас час ночи, и улицы почти опустели, но Огаст все равно приходится перешагнуть через кого-то, лежащего на тротуаре в костюме «Хэллоу Китти» и сделать крутой вираж, чтобы увернуться от халяльной тележки.
Она бросается вниз по ступеням метро, мчится на платформу, и там, в идеальной согласованности со вселенной, ее ждет «Кью» с открытыми дверями. Она заскакивает в поезд, когда они закрываются.
Она по инерции перелетает через проход и врезается в противоположную стену вагона, пугая пьяную пару так сильно, что они едва не роняют свою еду навынос.
Справа от нее раздается голос:
– Чертовски хорошее появление, Девушка С Кофе. – А вот и Джейн. Как всегда – высокая, ухмыляющаяся девушка мечты Огаст. Ее куртка накинута на плечи, ее вещи аккуратно собраны в рюкзак, как будто это первый день школы. Она могла бы так выглядеть, садясь на автобус до Калифорнии, если бы у нее получилось. Огаст издает смешок и дает движению поезда подтолкнуть ее к Джейн.
– Невероятно, – говорит Джейн, обхватывая Огаст руками. – Пробежала такой путь и все равно пахнешь панкейками.
Они едут через Манхэттен, по Манхэттенскому мосту и въезжают в Бруклин, где Огаст посылает Уэсу сигнал, он отвечает ей: «Сейчас рванет» – и присылает фото того, как мчатся охранники, чтобы потушить огонь в той самой мусорной урне.
– Так, – говорит Огаст, поворачиваясь к Джейн. Она протягивает руку. – Еще разок по старой памяти?
