Он кряхтит.
– Что такое, цветочек?
– Похоже, у нас на благотворительном вечере в итоге будет в два раза больше людей, чем планировалось, – говорит она. – Нам, наверно, надо еще раз обсудить организацию панкейков.
– Черт, – матерится он, – Это минимум 130 литров теста.
– Я знаю. Но нам не надо готовить панкейки для каждого гостя – наверняка будут люди, которые сидят на безглютеновой диете, или низкоуглеводной, или еще что-то…
– Тогда, скажем, 90 литров теста. Это все равно много, и я даже не знаю, как мы перевезем столько панкейков.
– Билли сказал, что у него есть свободный гриль. Он собирался его продать, но, если он привезет его, вы с поварами сможете приготовить что-нибудь на нем.
Он думает об этом.
– Похоже на занозу в заднице.
– Но это могло бы сработать. Мы можем воспользоваться доставочным фургоном, чтобы перевезти туда тесто.
– Да, ладно, это может сработать.
В окне появляется голова Уинфилда.
– Эй, можно мне бекон?
Джерри глядит на него.
– Для тебя или для столика?
– Столиков нет, я просто голо…
Ровно в этот момент скрипучая труба вдоль стены около посудомойки наконец-то делает то, что грозилась сделать задолго до того, как Огаст начала тут работать, – лопается.
Вода растекается по всему полу кухни, пропитываясь в ткань кроссовок Огаст вплоть до носков и попадая в ящики с печеньем под столом. Она бросается вперед и пытается обхватить ладонями трещину в трубе, но это только перенаправляет почти всю воду на нее – на футболку, на лицо, на волосы…
– А-а, – говорит Огаст, отпинывая ящик с печеньем в безопасное место мокрой ногой. Он опрокидывается, и печенье рассыпается по всей плитке, уплывая, как маленькие печенюшные лодочки. – Может, мне кто-нибудь поможет?
– Я говорил Билли, что эта хрень – только вопрос времени, – ворчит Джерри, хлюпая по полу. – Мне надо перекрыть гребаный водопровод и… мать твою!
С грохотом Джерри спотыкается и падает, увлекая за собой пятидесятилитровый ящик теста для панкейков.
– Господи боже, – говорит Уинфилд, когда распахивает дверь и видит сцену: Джерри на спине в растекающейся луже теста, Огаст, промокшая с головы до пят, зажимающая ладонями извергающуюся трубу, и промокшее печенье, плавающее вокруг ее лодыжек. Он делает один шаг на кухню и поскальзывается, падая на стопку посуды, которая зрелищно разбивается.
– Где, черт возьми, вентиль водопровода, Джерри? – спрашивает Огаст.
– Не здесь, – говорит Джерри, с трудом поднимаясь на ноги. – Тупое старое гребаное здание. Он в заднем кабинете. – В заднем кабинете…
– Стой, – говорит Огаст, спеша вслед за Джерри. Он уже пересек половину коридора. – Джерри, не надо, я могу…
Джерри рывком открывает дверь и исчезает в кабинете до того, как Огаст успевает проскользнуть в дверной проем.
Он выпрямляется в углу, наконец-то перекрывая водопровод, и Огаст видит, как он наконец-то замечает карты, фотографии и заметки, прикрепленные к стенам. Он медленно поворачивается, оглядывая это все.
– Что это за хрень? У нас появился поселенец?
– Это… – Огаст не знает, как это можно объяснить. – Я была…
– Ты это сделала? – спрашивает Джерри. Он склоняется над вырезкой, которую Огаст вытащила из документа ее мамы и прикрепила на стену. – Откуда у тебя фотография Джейн?
У Огаст сжимается все внутри.
– Ты сказал, что не помнишь ее, – тихо говорит она.
Джерри секунду на нее смотрит, пока не раздается недвусмысленный звук открывшейся входной двери.
– Что ж, – говорит Джерри. Он отворачивается, направляясь на кухню. – Кто-то должен накормить беднягу.
Уинфилд перешагивает через осколки кофейных чашек, чтобы принять посетителя, а Джерри высвобождает часть кухни, достаточную для того, чтобы приготовить заказ. Он звонит Билли, чтобы сообщить, что им придется закрыться, пока не придет сантехник, и даже с другого конца комнаты Огаст слышит, как Билли матерится из-за расходов на потерянный бизнес и новые трубы. Минус еще несколько недель из прогноза «Блинного Билли».
Уинфилд подает единственному посетителю стопку панкейков с апельсиновым соком и отправляет его в счастливый путь, а Джерри говорит Уинфилду идти домой.
Огаст остается.
– Ты сказал, – говорит она, подловив его у входа, – что не помнишь Джейн.
Джерри стонет, закатывая глаза, и ставит ящик с тестом на полку.
– Откуда я должен был знать, что одна официантка делает из кабинета в моем ресторане святилище Джейн Су?
– Это не… – Огаст делает хлюпающий шаг назад. – Слушай, я пытаюсь понять, что с ней случилось.
– В смысле, что с ней случилось? – спрашивает Джерри. – Она уехала. Это Нью-Йорк, люди уезжают. Конец.
– Она не уехала, – говорит Огаст. Она думает о Джейн, одну в поезде. Как бы она ни злилась, она не может перестать представлять, как Джейн появляется и пропадает, перемещаясь по ветке. Но Огаст не считает, что Джейн все забудет, – не после всего, что было. Может быть, если она найдет доказательства того, что надежда есть, то сможет заставить Джейн передумать. – Она никогда не уезжала из Нью-Йорка.
– Что? – спрашивает Джерри.
– Она пропала без вести в 1977-м, – говорит Огаст.
Джерри осмысливает это, прислоняясь к двери.
– Да ладно?
– Да ладно. – Огаст смотрит ему в глаза. – Почему ты сказал мне, что не помнишь ее?
Джерри опять раздраженно вздыхает. Его усы и правда живут собственной жизнью.
– Я не горжусь тем, каким я тогда был, – говорит Джерри. – Я не горжусь тем, каким другом я ей был. Но я бы никогда ее не забыл. Эта девушка спасла мою жизнь.
– Что? Типа в переносном смысле?
– В прямом смысле.
Огаст распахивает глаза.
– Как?
– Ну, знаешь, мы дружили, – говорит он. – В смысле, она дружила со всеми, но мы с ней жили в одном квартале. Мы весь день на кухне подкалывали друг друга, а потом шли в бар после работы, пили «Пабст» и говорили о девушках. Но однажды она пришла на работу и сказала, что переезжает.
– Переезжает? – выпаливает Огаст, и он кивает. Это что-то новое. Этого нет в хронологии.
– Да, – продолжает он. – Сказала, что с ней связался старый друг, которого она даже не думала услышать, и он убедил ее уехать. Когда я видел ее в последний раз, был ее последний день в городе. В июле 77-го. Мы поехали на Кони-Айленд, попрощались с Атлантическим океаном, покатались на колесе обозрения, выпили слишком много пива. А потом она потащила мою пьяную задницу на «Кью», и дай я расскажу тебе, каким тупицей я был: я, пьяный, как моя тетя Наоми на обрезании моего кузена, подошел к краю платформы, выблевал содержимое желудка и упал прямо там.
